Александр Бобров - Брусиловский прорыв

При изучении причин поражения и сопоставлении убедительных цифр просто поражаешься глубине кризиса в разных сферах и целому ряду убийственных фактов. Вот таких, например: численность действующей армии, составлявшая к 15 сентября 1915 года 3 855 722 человек, к 1 ноября 1916 года выросла до 6 963 503. За время войны русской армией было взято 2 млн. пленных, в то же время попало в плен 2,4 млн. российских солдат. Головин Н.Н. в своей работе «Военные усилия России в Мировой войне» указывает на значительный разнобой, существующий в исчислении российских военнопленных: по данным, предоставленным Ставкой в своём ответе от 10/23 октября 1917 г. начальнику французской миссии в России генералу Жанену, это количество составило 2 043 548, в то же время в книге «Россия в мировой войне 1914–1918 гг.», изданной Отделом военной статистики Центрального статистического управления, приведена к тому же сроку цифра 3 343 900. Одновременно, по данным Австро-Венгерского бюро, общее число русских пленных, находившихся в лагерях Центральных держав, к 1 февраля 1917 г. исчислялось в 2 080 694. На 100 убитых в русской армии приходилось 300 пленных, а в германской, английской и французской армиях — от 20 до 26, то есть русские сдавались в плен в 12–15 раз чаще, чем солдаты других армий (кроме австрийской). Вот так доблестные русские воины!

Правда, в тылу, куда и отправляли пленных, положение во всех воюющих странах было тоже аховое. По данным, которые приводит Ричард Пайпс, к началу 1917 года цены по сравнению с довоенными выросли в среднем в 3,98 раза. По заявлению министра финансов России П. Барка, сделанному 25 января 1917 года на Петроградской конференции Антанты, «цены в России поднялись в 4 –5 раз». По данным департамента полиции, составленным в октябре 1916 года, за предшествующие два года заработные платы увеличились в среднем на 100%, тогда как цены на товары первой необходимости — на 300%. Резюмируя оценки уровня инфляции из разных источников, Ричард Пайпс подытоживает, что к началу 1917 года уровень зарплаты рабочего вырос в среднем вдвое, при том что цены выросли в среднем в четыре раза.

Война потребовала массовой мобилизации, и к 1 марта 1917 года в армию было мобилизовано 14,9 млн. человек. Это привело к нехватке рабочих рук в деревнях, незначительному, на 7,6% (не считая сокращения посевных площадей, оказавшихся в оккупации), сокращению посевных площадей. Продовольствия стало просто не хватать, и были введены карточки. Подробная хронология введения карточной системы распределения продуктов в России во время Первой мировой войны описана в 1923 году С.Г. Струмилиным (в то время заведующий отделом статистики Наркомтруда и ВЦПС и профессор МГУ): «В Москве начали распределять по карточкам сахар — с 16 августа 1916 г., но лишь с момента революции, с марта 1917 г. начались выдачи хлеба по карточной системе. С июня 1917 г. карточки распространились на крупы, в июле — на мясо, в августе — на коровье масло, в сентябре — для яиц, в октябре — на растительные масла, в ноябре и декабре — на кондитерские изделия и на чай. Аналогичную картину наблюдаем мы в Петрограде и в других городах».

С аналогичными процессами пришлось столкнуться, в большей или меньшей степени, всем воюющим державам. Так, посевные площади в Германии сократились к 1917 году на 16%, во Франции — на 30%, в Британии — наоборот, увеличились на 12,8%. Троцкий Л.Д. в своей работе «Моя жизнь» упоминает, что во время возвращения в Россию весной 1917 года в Швеции его сильнее всего удивили хлебные карточки, с которыми ему никогда ранее сталкиваться не приходилось.

Положение германской экономики особо усугубляется британской морской блокадой; уже в 1914–1915 годах Германия вводит продразвёрстку, государственную хлебную и картофельную монополию. Особенностью Германии становится широкое распространение разнообразных суррогатов продовольствия (эрзац). К концу войны насчитывается 511 эрзацев кофе, 337 эрзацев колбас, общее количество суррогатов доходит до 10 625. Зима 1916/1917 годов входит в историю Германии как «брюквенная зима». Кроме того, пропагандисты начинают продвигать жареное воронье мясо в качестве эрзаца курятины.

Во Франции государственное вмешательство в распределение продовольствия начинается в 1915 году, а в 1917 году вводится государственная хлебная монополия, карточки на сахар, потребление мяса принудительно ограничивается тремя днями в неделю.

Но физические тяготы никогда не выбивали русского человека из седла до потери ориентиров и жизненных целей. А вот общая депрессия, неразбериха, растащиловка и несправедливость угнетает его страшно. Потому и свершаются безоглядно грозные бунты и революции… Отношение Брусилова к революционным событиям довольно сложно. Всю вину за развал армии он возлагает на штатских политиков, главным образом из социалистического лагеря, и более снисходителен к либералам. Вместе с тем он порицает Корнилова за его попытку переворота: он, «провозгласив себя без всякого смысла диктатором, погубил своей выходкой множество офицеров… Всё, что он делал, он делал не обдумав, не вникая в глубь вещей, но с чувством честного русского патриота… От души надеюсь, что русские люди будущего сбросят с себя подобное вредное сумасбродство, хотя бы и руководимое любовью к России». Брусилов считал интриги Корнилова главной причиной своего снятия с поста Верховного главнокомандующего.

Сам Брусилов занял этот пост 22 мая (4 июня) 1917 года, в годовщину своего знаменитого прорыва. О мотивах согласия на принятие этой должности в смутное время он в мемуарах говорит также смутно, сбивчиво и противоречиво. Вероятно, он хотел остановить развал армии своим личным авторитетом. Но явно не преуспел в этом. Обстоятельства жизни были сильнее его. Революция текла своим чередом, и остановить её можно было, только дав ей дойти в своём осуществлении до логического конца. Тот же Александр Блок дал согласие войти в комиссию по расследованию преступлений царского режима не для того, чтобы вести активное следствие и кому-то мстить, а для того, чтобы убедиться в полной исчерпанности самодержавия. Наверное, подобное, пусть и смутно осознаваемое чувство в конечном итоге и отвратило Брусилова от личного участия в антибольшевистском движении, а затем привело к работе по строительству Красной армии.

Как честный и опытный командующий, Брусилов трезво докладывал Временному правительству об обстановке. Он понял — этой армии нет. В целях поднятия дисциплины в действующей армии были введены военно-полевые суды и смертная казнь. Сам Брусилов через силу высказался за применение оружия за неисполнение боевых приказов и агитацию в войсках. Ничего не помогало. Но и Брусилов, не желавший видеть в солдатах безвольную скотину, уже не устраивал ни Керенского, ни большинство офицеров, которые надеялись на некую сильную руку диктатора. Приехав на фронт, Керенский 19 июля отдал приказ Брусилову сдать командование генералу Корнилову. Это был роковой шаг. Дальше — непонятный Корниловский мятеж и полный крах. Большевики взяли власть, валявшуюся в грязи и крови, и принялись спасать отечество. Историк по образованию и журналист-либерал по призванию Николай Сванидзе повторяет на разные лады одну и ту же заёмную мысль: «Вклад России в победу в Первой мировой войне был внесен немалый, очень много жертв, велики потери, наши солдаты героически сражались. Наша страна выступала на стороне Антанты против Германии. И поэтому Россия имеет право участвовать в параде стран-победительниц в Первой мировой войне, если, конечно, пригласят. Но считать себя победителем в Первой мировой Россия не имеет права: ни морально, ни юридически, потому что наша страна вышла из Первой мировой войны и, соответственно, в ее самой последней победной стадии участия уже не принимала. Фактически, Россия по инициативе и по решению большевиков бросила своих союзников в очень тяжелый и решающий момент. А если бы не бросила и завершила войну, то могла бы пожинать многие плоды победы. Таким образом, мы не имеем права говорить, что Россия была в числе победителей в Первой мировой войне». Как человек с университетским образованием может утверждать подобные антиисторические вещи — «если бы завершила войну». Да армия перестала воевать! — не с кем победно идти до завершения.