Борис Галенин - Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II

Вам не кажется, что удивительным образом бдительность контр-адмирала Небогатова падала по мере приближения к театру военных действий?.

Иван Александрович Дитлов продолжает: «Соединение эскадр произошло таким образом… Как оказалось позже, Рожественский, пройдя Малаккский пролив, принял меры перехватить наш отряд всюду, где мы могли пройти, и дал инструкции для соединения. Вот благодаря чему эскадры нашли друг друга» {329} .

Одним словом, вокруг Японии уйти не дали.

Флагман 3-го отряда и его командиры

В записках, сделанных уже в японском плену, Дитлов пишет: «Кстати, вспомнил еще случай, рисующий Небогатова как начальника эскадры.

Среди его командиров был капитан N., человек отнюдь не воинственный, но вместе с тем стремившийся к адмиральскому чину. Будучи назначен командиром одного из судов, он колебался между желанием остаться в России и намерением кончить ценз [364]и, наконец, решил идти, твердо веря, что отряд дальше Крита не пойдет. Когда же мы миновали Суэцкий канал, опасение потерять жизнь в предстоящем бою заглушило в нем все остальные чувства, и он стал усиленно проситься о списании в Россию, прикидываясь больным. Небогатов отказал.

Тогда достойный командир дошел до того, что, окружая себя командой, он, обливаясь слезами, говорил на тему: “Куда мы идем? Что с нами делают? Нас гонят на убой!”, и прочее. В заключение (я сам долго не верил, считая это анекдотом, но это факт, подтвержденный несколькими очевидцами), незадолго до боя при стрижке головы, он приказал оставить себе хохол, “чтобы было за что вытащить, если буду тонуть”.

Все эти фокусы были сказкой всего отряда, деморализовали команду и не могли быть не известны Небогатову, но он на все приставания N. о списании упорно ему отказывал. Разумеется, такой господин с удовольствием ухватился за сигнал о сдаче и охотно следовал движению своего достойного начальника».

Подбор кадров

Командир небогатовского флагмана капитан 1-го ранга В.В. Смирнов был вполне подходящей парой капитану N., в котором легко узнается достойный командир «Сенявина» С.И. Григорьев 1-й.

Во время боя 14 мая Смирнов после легкого ранения в голову удалился к себе в каюту и в дальнейших боевых действиях участия не принимал. По показаниям свидетелей по «Делу о сдаче японцам эскадры контр-адмирала Небогатова», Смирнов был сторонником сдачи задолго до появления японского флота утром 15 мая [365].

Что ни говори, а тщательный подбор кадров налицо.

Последний мазок или основная задача?

В свете приведенных сведений представляется, что пораженческая установка любой ценой избежать боя, а заодно и спасти свою ценную адмиральскую шкуру, и была главной причиной сдачи Небогатовым остатка эскадры, лишь замаскированной боевыми обстоятельствами.

Говоря современным языком, имела место государственная измена с заранее обдуманными намерениями. Не такой дурак был контр-адмирал Небогатов, чтобы не понять, что не четыре старых корабля сдает он врагу, а честь Русского флага, честь Родины и, в конечном счете, ее саму.

Вместе с тем складывается впечатление, что все это было результатом не личной инициативы самого Небогатова, а некоего приказа, которого он не мог не исполнить:приказа всемерно мешать действиям 2-й эскадры в бою, ослабляя ее. Приказ был выполнен и перевыполнен. Сдача — просто последний мазок на уже написанной картине.

Но нельзя исключить, что представляющееся штрихом и было основной задачей Небогатова, ради выполнения которой он и берег себя. Очень ведь удобно, когда желания человека и его же обязанности совпадают. Напомним, кстати, что на свою должность Небогатов был выбран адмиралом Скрыдловым. (Ответ адмирала Р. на дополнительный вопрос «С» Следственной Комиссии.)

Задержка 2-й эскадры на Мадагаскаре была, как мы помним, вызвана приказом, подкрепленным Высочайшей санкцией, ожидать два совершенно не нужных эскадре отряда. Вначале крейсерский отряд капитана 1-го ранга Добротворского — в будущем главного «манильца», а затем «самотопный», а вернее — «самоедатный» [366], 3-й отряд Небогатова.

Таким образом, наблюдается любопытный факт: командиры, ожидание отрядов которых сыграло роковую роль в судьбе 2-й эскадры, возглавили те самые 2-ю и 3-ю «референтные» группы — по «Критерию Цусимы», встав во главе «небогатовцев» и «манильцев».

В первом случае утверждение о «встав во главе» понятно само собой, относительно второго следует еще раз напомнить, что именно капитан 1-го ранга Добротворский был инициатором поворота двух сильнейших русских крейсеров на юг, навязав свое решение слабовольному контр-адмиралу Энквисту. Тем паче вспомним, что последний попал на эскадру с сухопутного поста градоначальника города Николаева, а Добротворский был плавающий и весьма опытный морской офицер. Отличный специалист. Как и контр-адмирал Небогатов.

Оба они всегда утверждали, что попали на свои командные — начальников отрядов — роли вполне случайно, а уж в том, что произошло вечером 14 и утром 15 мая, и вовсе виноват адмирал Рожественский. Не проиграй он бой — ни Небогатов бы не сдался, ни Добротворский на Манилу бы не ушел. Как Бог свят.

Забудем на некоторое время эти убедительные и, несомненно, искренние объяснения людей, чье поведение при Цусиме, по деликатному выражению Георгия Александровского, не прибавило славы Андреевскому флагу.

И вспомним то, о чем уже не раз говорилось выше. Если существует международная организация, имеющая «интересы» в Российской Империи, не совпадающие с жизненными интересами этой империи, то в состав этой организации обязан входить и «отдел кадров». Отдел кадров всемирного масштаба, или Международный Отдел Кадров. Аббревиатура — МОК. Не путать с Олимпийским комитетом! И отдел этот охулки на руку не берет.

Эта простая мысль заставила автора поинтересоваться, нет ли в прошлом «случайно назначенных» Небогатова и Добротворского чего-нибудь общего. Так сказать, объединяющего. Самое смешное, что оказалось — да! Таки есть! И это даже не относится к числу фактов скрытых, хотя, безусловно, к числу малоизвестных.

Чтобы не томить читателя далее, приведем отрывок из воспоминаний Флигель-Адъютанта контр-адмирала С.С. Фабрицкого [367], изданных в Берлине в 1926 году. Посвящены эти мемуары «большой Цусиме» Российской Империи — ее крушению в феврале 1917 года и вызывают доверие как достойной позицией автора во время описываемых событий, так и тоном самих воспоминаний. Если дойдем когда-нибудь в наших изысканиях до Февраля 1917-го, к этим запискам придется вернуться вполне капитально.