Олег Пленков - Рай для немцев

В целом необходимо отметить, что в XIX и XX веках Германия внесла значительный вклад в формирование европейского стереотипа welfare state. Об этом свидетельствуют статистические данные: в Германии в 1895 г. процент застрахованных от несчастных случаев, болезни, старости, безработицы составил 41%, а в среднем по Евро-пе-5,2%; в 1915 г. — в Германии эта цифра составила 42,8%, а в среднем по Европе — 19,3% (в Швеции — 37%, Великобритании — 36,3%, Дании — 30,8%); в 1930 г. в Германии — 61,3%, а в среднем по Европе — 40,2% (в Великобритании — 72,5%, в Дании — 67,8%) {125} 125 Ritter G. Entstehung und Entwicklung des Sozialstaates in vergleichender Perspektive // Historische Zeitschrift, 1986. Bd. 243. H. 1. S. 61. . Это важно, поскольку, как говорил Никлас Луман, любая система воспроизводит элементы, из которых она состоит, при помощи элементов, из которых она состоит. Иными словами, нацисты не были абсолютно свободны в своем выборе направленности и характера социальной политики.

Однако после кризиса 1929 г. даже развитая по сравнению с другими европейскими странами система социального вспомоществования попала в тяжелейшее положение: специальное «посредническое ведомство по поиску работы и помощи безработным» (Reichsanstalt für Arbeitsvermittlung und Arbeitsversicherung), созданное еще в 1927 г., располагало незначительными средствами, поскольку его бюджет формировался из расчета на 700–800 тыс. безработных. Во второй половине 1932 г. это ведомство в среднем платило безработному 43,46 рейхсмарки в месяц в течение 26 недель; по истечении этого срока еще 13 недель можно было рассчитывать на меньшее пособие, прожить на которое было еще труднее. Средств катастрофически не хватало, и многим безработным вообще ничего не доставалось: к моменту прихода нацистов к власти 15,8% безработных получали помощь от упомянутого ведомства, 40,9% от общин, 23,6% от «кризисного вспомоществования», а 19,7% — вообще ничего не получали {126} 126 Herbst L. Das nationalsozialistische Deutschland 1933–1945. S. 90. . Эта статистика показывает, что ничего важней ликвидации безработицы для нацистов не было (иначе им было просто не удержаться у власти); нацисты это понимали и сделали все для решения этой проблемы.

Великий кризис 1929 г. был причиной пролетаризации и обнищания среднего слоя в Германии. Объективно это была идеальная социальная ситуация для подъема коммунистического движения или усиления СДПГ, но, к удивлению многих современников, левые не смогли воспользоваться благоприятнейшим для себя моментом. Впрочем, эта неудача левых до сих пор отчетливо не объяснена. Нацисты лучше, чем другие партии, смогли использовать сформировавшуюся в условиях кризиса склонность немцев к переменам (но не радикальным) в сочетании с преемственностью в социальной политике. Старая марксистская историография этого не признавала и рассматривала нацизм исключительно как реакционное течение, стоящее на страже интересов буржуазии. Такой подход, однако, игнорирует феномен огромной социальной мобилизации и невиданной социальной динамики, за которыми стояла НСДАП и ее фюрер. Марксистская критика нацизма как реакционного течения, казалось, подтверждалась фактами: программа социалистического крыла НСДАП во главе с Г. Штрассером и намерения активистов национал-социалистических производственных ячеек (НСБО) не были реализованы, как и программа реаграризации Дарре и Гиммлера; также не были выполнены обещания средним слоям; бесполезными оказались и обещания создать сословное общество. Однако невыполнение некоторых социальных обещаний НСДАП ничуть не обесценивает социальную динамику, лежащую в основе успеха нацистов. Выборы 1930–1932 гг. показали, что миллионы немцев отказались от социалистических целей и начали склоняться к нацистам, которых воспринимали как альтернативу коммунистической уравниловке и диктатуре. Массовый успех нацистов доказал, что марксистское сужение перспективы развития только до экономических факторов или социально-политического устройства общества — ошибочно. «Если мистика нацизма, — писал психоаналитик Вильгельм Рейх, — победила научный коммунизм, то следует сделать вывод о значительной недостаточности марксистского понимания политической действительности» {127} 127 Цит. по: Broszat M. Soziale Motivation und Führer-Bindung des Nationalsozialismus // Vierteljahrshefte für Zeitgeschichte, 1970. N4. S. 394. . Иными словами, в мощнейшей социальной мобилизации Германии 1933–1945 гг. большую роль сыграли эмоции, почти религиозная вера в фюрера и пр. Именно иррациональность, некоторая расплывчатость и романтизм социальной программы и социальных требований нацистов и привлекала к ним избирателей. Позиция спасителей нации для НСДАП была крайне выгодна, тем более что вследствие дефицита средств после кризиса 1929 г. система социального страхования попала в тяжелое положение. Однако магия нацизма подпитывала не только веру и надежду, но, как ни странно это звучит, и любовь к ближнему. Это было не столько проявлением альтруизма, сколько средством мобилизации чувства общности и весьма существенной особенностью Германии в нацистские времена.

Романтические ценности и лозунги превратились в руках Гитлера в боевые и энергичные доктрины молодого динамичного популистского движения: возвращение к природной непосредственности и семейным ценностям стало социальным идеалом дисциплинированной нацистами народной общности. На смену верноподданничеству пришли национализм и патриотизм; аристократизм прежней элита была заменен доступной каждому немцу «аристократией крови». Мощная харизма Гитлера обеспечила преодоление прежней дистанции между императором и народом. Последний кайзер был слабой политической фигурой, и в Германии давно ждали харизматического вождя.

В социальной политике Гитлер не был революционером: следуя сформировавшейся патерналистской линии, он шел на многие жертвы ради снижения социальной напряженности. За социальную сферу в Третьем Рейхе отвечало имперское министерство труда (всю войну его руководителем был Франц Зельдте, бывший вождь «Стального шлема», ключевая фигура в проведении социальной политики), министерство финансов, министерство экономики, министерство вооружений и боеприпасов и Ведомство четырехлетнего плана. Как и прочие области государственной политики, социальная сфера в Третьем Рейхе была ареной беспрерывной борьбы компетенций и амбиций партийных и государственных органов.

Сам Гитлер видел в социальной политике прежде всего средство национальной мобилизации и консолидации. Он писал в «Майн кампф»: «Национал-социалистический предприниматель должен знать, что процветание национальной экономики обеспечит и его благополучие, и благосостояние народа. Национал-социалистические работодатель и рабочий должны сообща трудиться на благо нации. Классовые же предрассудки и противоречия должны мирно разрешаться к общему удовлетворению в сословных палатах и в центральном экономическом парламенте» {128} 128 Hitler A. Mein Kampf. Bd. 2. S. 240–241. .