Рудольф Баландин - Маршал Шапошников. Военный советник вождя

Так уж вышло, что летом 1918 года перед Шапошниковым снова встал вопрос: чью сторону принять? Правда, он уже присягнул на верность советской власти. Но, может быть, это — роковая ошибка, которую еще не поздно исправить? Был еще один очень важный аспект: он работал с многочисленными секретными и совершенно секретными документами; ему полностью доверяли большевики, но наверняка и тайно присматривали за ним как за «классово чуждым элементом». Хотя главным для него стало, по-видимому, неприятие идеологии Белого движения, поддержанного иностранными державами.

Жизнь убедительно доказала, что ни Ленин, ни большевики в целом не являются германскими агентами. Считать их ставленника-

137

ми международного сионизма тоже не было веских оснований. То, что в советском руководстве избыток евреев, объяснялось просто: в царской России их относили как бы к людям «второго сорта», определяли черту оседлости. Многих из них это оскорбляло, возмущало, а потому они с энтузиазмом поддержали революцию. К тому же у них ярко выражена национальная солидарность, характерная для малого народа.

Не исключено, конечно, что часть из них заражена национализмом и поддержана мировым сионизмом. Но даже в таком случае они вынуждены считаться с волей русского народа — иначе он их сметет. И дело тут не в антисемитизме, а в инстинкте самосохранения и свободы великой нации, еще не утратившей чувства собственного достоинства.

Примерно так, пожалуй, рассуждал Шапошников, окончательно решив служить в Красной Армии, навсегда отбросив всякие сомнения.

ПОЛЕВОЙ ШТАБ РЕВВОЕНСОВЕТА

Первыми восстали против Советской власти донские казаки. В царское время они находились на особом, привилегированном положении: за воинскую службу (до 36-летнего возраста) получали 30 десятин земли. А в условиях плодородного юга России это немалое богатство. В отличие от большинства крестьян многие казаки были зажиточными хозяевами.

Сразу же после Октябрьского переворота 1917 года генерал от кавалерии Алексей Максимович Каледин (выпускник Академии Генштаба, участник 1-й мировой войны), избранный атаманом Донского казачества, поднял мятеж. Его поддержали приехавшие на Дон видные военачальники генералы от инфантерии (высший пехотный чин) Михаил Васильевич Алексеев и Лавр Георгиевич Корнилов. В декабре 1917-го они объединились в «триумвират», возглавив Донской гражданский совет. Сравнительно легко им удалось захватить почти весь юг Европейской России. Однако так же быстро их войска потерпели поражение.

Советская власть была восстановлена почти на всей данной территории. В конце января 1918 года Каледин сложил свои полномочия и застрелился.

Безусловно, руководители мятежа просчитались, надеясь на поддержку значительного числа казаков Дона и Кубани, а также

-Тзв"- бывших царских офицеров. Казалось бы, у них для этого были все основания. Во время мировой войны донское казачество выставило 60 конных полков, 126 отдельных конских сотен, 6 пеших батальонов, 37 батарей, 5 запасных полков — свыше 100 тысяч человек. Царская армия в 1917 году насчитывала 133 тысячи офицеров. Если бы половина вооруженных казаков и царских офицеров присоединились к мятежникам, им удалось бы разгромить большевиков.

Однако Добровольческая армия, состоявшая в основном из офицеров, в ту пору насчитывала не более 3 тысяч человек. Казаков тоже было сравнительно немного. Как позже признал Алексеев: «Идеи большевизма нашли приверженцев среди широкой массы казаков».

Ситуация изменилась весной 1918 года. Казаки убедились, что Советская власть вовсе не гарантирует им полную самостоятельность и материальное благополучие. Теперь уже богатых казаков поддержали середняки. В апреле началось новое, более крупное восстание. Генерала Краснова избрали атаманом Всевеликого войска Донского. Немцы, захватившие «независимую» Украину (гетман П.П. Скоропадский был лишь формальным правителем «Украинской державы»), обеспечивали эту армию оружием.

Вскоре Советская Россия оказалась в труднейшем положении. На западе, юге, востоке начались боевые действия. Но и внутренняя обстановка внушала тревогу. Как пишет французский историк Н. Верт:

«По официальным советским данным, летом 1918 года в районах, находившихся под контролем большевиков, из-за политики продразверстки, которая велась продовольственными отрядами и комитетами крестьянской бедноты, созданными в июле, произошло 108 “кулацких бунтов”.

Разворачивалась настоящая партизанская война, свидетельствующая о возобновлении вечного конфликта между двумя общественными силами, на которые делилась русская нация: деревня выступила против города, а город — против деревни. После революции было столько же крестьянских бунтов, сколько и до Октября.

Силы, оппозиционные большевикам, были очень неоднородны. Они боролись как с большевиками, так и между собой. Левые эсеры не имели ничего общего со сторонниками Савинкова, а самарский Комуч (Комитет членов Учредительного собрания. — Авт.) — с царскими офицерами, собиравшимися свергнуть омское правительство. Тем не менее летом 1918 г. оппозиционные группы, казалось, объединились и стали реальной угрозой большевистской власти, под чьим контролем осталась только территория вокруг

139

Москвы. Украину захватили немцы, Дон и Кубань — Краснов и Деникин, Ярославль — Савинков. Армия русского народа, собранная Комучем, занимала территорию вплоть до Казани, белочехи перерезали Транссибирскую магистраль. 30 августа террористическая группа (савинковского толка) убила председателя петроградской ЧК Урицкого, а правая эсерка Каплан тяжело ранила Ленина. К внутренней оппозиции прибавилась вскоре иностранная интервенция».

В столь тяжелое время Шапошников продолжал напряженно работать в штабе Высшего Военного Совета Республики, который в начале июня перебрался в Муром. 6—7 июля в Москве произошел мятеж левых эсеров. «Одновременно белогвардейцы пытались захватить Муром, — писал маршал Советского Союза М.В. Захаров. — Разоружив немногочисленную охрану штаба, собрали всех сотрудников. Они говорили красивые слова о священном долге офицерства, о спасении гибнущей России, но ни сочувствия, ни поддержки не встретили. Сулейман, Шапошников и их коллеги категорически отказались присоединиться к ним, сообщив лишь, что генерал Бонч-Бруевич выехал в Москву и высылает сюда войсковую часть. Главари муромских мятежников, испугавшись возмездия, поспешили покинуть город, а местные их приверженцы попрятались в купеческих домах».

Мне не удалось обнаружить документальные данные об этом событии. Возможно, это была попытка образумить профессиональных военных, вставших в ряды Красной Армии, показать опасность и безнадежность их положения. Не исключено, что акцией руководили те, кто лично знал Шапошникова и Сулеймана. Мятежники вряд ли, конечно, попрятались в купеческих домах, где их легко было арестовать. Скорее всего они не беспокоились о том, что бывшие царские офицеры выдадут их властям.