Николай Лузан - О нем доложили Сталину

В какой-то момент зыбкая опора ускользнула из-под ног. Все его усилия удержать равновесие оказались тщетными. Рюкзак навалился на голову и опрокинул Петра вниз. Под тяжестью тела снежный наст обрушился, и его захватила лавина. Он отчаянно цеплялся за все, что попадалось под руки, чтобы не сорваться в пропасть. Подвернувшийся на пути корень стал той спасительной соломинкой, за которую Петр ухватился и, чтобы укрыться от падающих комьев смерзшегося снега и глыб льда, вжался в расщелину. Но она не защитила — сильнейший удар пришелся в правое плечо, и рука мгновенно онемела.

«Все, конец», — подумал Петр и от боли на мгновение потерял сознание.

Снежная лавина скатилась в пропасть. Ее отголоски еще долго гуляли в горах, и когда стихли, до Петра, как сквозь вату, донеслось:

— Петренко, живой?

— Здесь я, — подал он голос и попытался встать на ноги. Плечо пронзила жгучая боль, его сознание снова замутилось, и когда прояснилось, то перед ним возникло лицо Рейхера. Тяжелым взглядом он смотрел на неуклюжие потуги Петра и от досады заскрипел зубами. Так тщательно готовившаяся операция, на которую было положено столько сил, в самом начале дала сбой. Петренко стал обузой. Рейхер помедлил секунду, и его рука потянулась к рукоятке ножа. Один короткий колющий удар в горло — и все будет кончено. Петр понял это по его глазам и, превозмогая боль в плече, поднялся и сказал:

— Кенак, я могу идти.

— Идти-то можешь, но что пользы. Нам сейчас каждая минута дорога, — в сердцах произнес Рейхер.

— Тогда, может, сделаем так — я возвращаюсь назад.

— Назад? — и Рейхер задумался.

Затянувшаяся пауза показалась Петру вечностью. Он уже не рассчитывал на снисхождение Рейхера, и рука опустилась на рукоять ножа. То ли это движение, то ли что-то другое заставило гитлеровца изменить решение:

— Хорошо, возвращайся, но…

— Этого не будет. Живым не дамся! — заверил его Петр.

— Удачи, — выдавил Рейхер и приказал: — Асланидзе, вперед!

Диверсанты снова построились в цепочку и заскользили вниз. Скрип снега и слабый треск кустарника еще какое-то время звучали в расщелине и вскоре растворились в шуме дождя. Петр остался один. Собравшись с силами, он направился к советским позициям. Подъем к ним окончательно измотал его. Выбравшись на бруствер траншеи, он еще долго приходил в себя, затем сполз на дно и заковылял в сторону блиндажа. Память не подвела — через несколько десятков метров Петр наткнулся на дверцу и, приоткрыв, окликнул:

— Есть кто живой?

В ответ послышалось невнятное бормотание, затем чиркнула спичка, и тусклое пламя выхватило из темноты заросшее щетиной лицо. Осипший спросонья голос спросил:

— Кто такой?

— Из штаба, — заявил Петр и вошел внутрь.

Навстречу поднялись пять бойцов и, сонно хлопая глазами, уставились на него. Старший — младший сержант — зажег фитиль и, разглядев Петра, поинтересовался:

— Товарищ старший лейтенант, позвольте узнать цель вашего прибытия?

— С целью потом, браток, — и здесь теплая волна согрела Петра: он был среди своих. — Ты мне скажи, ваш особист далеко?

— Та не, рядом.

— Позови, дело срочное! — потребовал Петр, в изнеможении опустился на нары и закрыл глаза. Боль в плече отпустила, її его охватила блаженная слабость. Ему уже нечего было опасаться. Он был среди своих. «Своих» — промелькнуло в меркнущем сознании Петра. Вырвали его из прострации громкие голоса. Он тряхнул головой и открыл глаза. Перед ним сидел худощавый младший лейтенант и с откровенным любопытством разглядывал его. Поймав взгляд Петра, он представился:

— Оперуполномоченный особого отдела младший лейтенант Волкодав.

— Как-как? — на лице Петра появилась улыбка.

— Волкодав Владимир Иванович, — повторил особист.

— Д-а, хорошая фамилия. От такого не уйдешь.

— Пока не уходили.

— Это хорошо.

— Так что случилось? — перешел к делу особист.

— Пока нет, но может. Поэтому, Володя, доставай карандаш, ручку и записывай!

— Че-го-о? — опешил тот от такого напора.

— Давай-давай! У меня нет времени, — поторопил Петр.

— Не гони лошадей! Ты вообще-то кто такой?

— Попроси ребят выйти.

— Это еще зачем? — насторожился особист.

— Володя, у нас мало времени, — напомнил Петр.

Волкодав, помявшись, распорядился:

— Дроздов, пока перекантуйтесь у Меланченко!

— Есть, товарищ младший лейтенант, — ответил сержант и вывел подчиненных из блиндажа.

Они остались одни. Волкодав повторил вопрос:

— Так кто ты такой?

— Абвергруппа-102 — слыхал про такую? Так вот… — Петр не успел договорить.

Особиста подбросило, будто на пружинах, а пальцы судорожно заскребли по кобуре.

— Да не дергайся ты, Вова. Не шпион я. Я свой! — Петр придержал его руку.

Младший лейтенант, с опаской поглядывая на него, снова присел на лавку и, не спуская руки с кобуры, спросил:

— И все-таки кто ты такой?

— Гальченко, — не стал вдаваться в подробности Петр.

— И что? Мне это ничего не говорит.

— Я выполню специальное задание начальника особого отдела 6-й армии Юго-Западного фронта капитана Рязанцева.

— Такого давно нет.

— Слушай, младший лейтенант, может, хватит играть в шпионов? Дело более чем серьезное, — начал терять терпение Петр.

— И я о том же. С чего я тебе должен верить?

— Ладно, Рязанцева ты не знаешь, но про комиссара госбезопасности 3-го ранга Николая Николаевича Селивановского, слыхал?

— Н-у-у, — промычал особист.

— Не ну, а гну! Только что на участке твоего полка прошла диверсионная группа абвера, а ты…

— Че-го-о? — и особист сорвался с лавки.

— Сядь! Ты чего такой дерганый? Далеко не уйдут. Давай записывай! — потребовал Петр.

— Точно не уйдут?

— Не уйдут, если суетиться не станешь.

Волкодав присел на лавку. Достал из полевой сумки листки бумаги, химический карандаш и, нетерпеливо поглядывая на Петра, приготовился записывать. Тот откинулся на стенку — боль из плеча прострелила в спину и притихла — и стал диктовать:

— Диверсионная группа абвера в составе 11 человек, нет — теперь десяти. Командир — лейтенант Кенак Рейхер. Приметы: рост около 190 сантиметров. Фигура богатырская. Так и пиши — богатырская. Лицо, как на плакате «Солдат рейха». Имеет документы прикрытия на капитана Альтшулера Германа Оскаровича, начальника особой команды инженерной разведки штаба Закавказского фронта…»

Петр продолжал перечислять истинные и вымышленные фамилии диверсантов, их приметы. Волкодав торопливо записывал и не уставал повторять: «Вот это да! Вот это бомба!». А когда на лист легло последнее предложение, уже не смог сдержать своего восхищения и воскликнул:

— Ну, ты даешь, парень! Тебя к герою надо представлять!