Владимир Попов - Заговор негодяев. Записки бывшего подполковника КГБ

Кузнецов родился в 1931 году в Вологодской области. Родители его были сельскими учителями. Кузнецов окончил филологический факультет МГУ и аспирантуру. В 1966 году стал кандидатом наук, в 1970-м – доктором. Работал в различных центральных печатных органах. Преподавал в Литературном институте имени Горького и Университете дружбы народов имени Патриса Лумумбы. В 1976 году возглавил московскую писательскую организацию, став первым секретарем. С 1986-го по 2004 год работал директором Института мировой литературы. В последующие годы – председатель исполкома Международного сообщества писательских союзов, член-корреспондент РАН.

До занятия должности первого секретаря московской писательской организации Кузнецов был известен как литературный критик, выступавший с четко правоверных партийных позиций. Этим он и привлек внимание Никандрова, тем более что московская писательская организация, крупнейшая в Советском Союзе по числу членов, да и по количеству признанных мастеров слова, играла в литературной и культурной жизни страны особую роль и была достаточно самостоятельна. Именно московская писательская организация была местом пристанища авторов и либерального направления, и их антагонистов-русистов. Чтобы управлять процессом, на месте первого секретаря московской писательской организации чекистам важно было иметь своего человека.

Пока Никандров решал, как именно ему приступить к вербовке Кузнецова, его опередил молодой сотрудник, выпускник Московского авиационного института (МАИ) и бывший комсомольский работник оперативный уполномоченный 1-го отделения 5-го отдела (впоследствии 5-й службы) УКГБ по Москве и МО капитан Владимир Николаевич Зубков, завербовавший Кузнецова весной 1977 года. К неудовольствию сотрудников нашей "литературной группы", из 5-го отдела УКГБ Москвы и МО пошли агентурные сообщения Зубкова, не всегда совпадавшие с имевшимися в "литературной группе" данными.

Никандров негодовал, возненавидел Володю Зубкова, но поделать ничего не мог и вынужден был смириться с ситуацией, тем более что Зубков часто заходил к коллегам в 5-е управление КГБ и старался вместе с ними вырабатывать общую линию по отношению к важному агенту в столичной писательской организации. Союз писателей РСФСР к этому времени возглавлял ставленник и агент Бобкова Сергей Михалков, так что в целом о состоянии дел в СП Москвы, РСФСР и СССР КГБ был осведомлен достаточно хорошо.

Чтобы не отставать от ''москвичей'' (так называли в центральном аппарате КГБ СССР коллег из УКГБ по Москве и МО), Никандров приобрел в качестве агента госбезопасности проректора Литературного института имени Горького Евгения Сидорова, который с помощью КГБ через год после вербовки, в 1978 году, сменил Владимира Пименова, долгое время возглавлявшего Литинститут. Затем, о чем мы уже писали, КГБ продвинул Сидорова на пост министра культуры России (и Никандров ушел к нему в министерство культуры как офицер действующего резерва).

Что касается Зубкова, то его судьба сложилась трагично. До 1991 года он служил в органах госбезопасности, дослужившись до должности начальника отдела 5-й службы УКГБ по Москве и Московской области, осуществлявшего разработку зарубежных антисоветских центров. Руководя этим подразделением, Зубков подготавливал агентуру на вывод за рубеж на длительное оседание. В числе тех, кого он готовил на "вывод", был один совершенно никчемный человек, работавший иногда в качестве переводчика в Госкомспорте СССР. Фамилией он обладал редкой, потому и запоминающейся – Рабилизиров. Он, как и ныне ставшая мировой знаменитостью Анна Чапман, должен был внедряться в американское общество. Кто знает, может он до сих пор "спит" и внедряется где-то в Америке.

После перевода в 1991 году в действующий резерв Зубков вместе со своими однокашниками из МАИ занялся бизнесом авиационных перевозок. 14 января 2009 года российские СМИ сообщили о добровольном уходе из жизни президента концерна "Соби" Владимира Николаевича Зубкова. В заметке указывалось, что, по словам сотрудников столичного ГУВД, жена Зубкова, придя домой, застала лежащего на полу мужа с простреленной головой. Рядом лежал когда-то купленный им карабин. В предсмертной записке, оставленной Зубковым, он писал: "Возникли проблемы в связи с кризисом. Непреодолимые долги и обязательства перед кредиторами. Простите меня. Прошу никого не винить".

21 декабря 1977 года, в день рождения Сталина, в Центральном доме литераторов состоялась дискуссия на тему ''Классика и мы'', за которой (как и за любой другой дискуссией в ССП и ЦДЛ) внимательно следила госбезопасность. Инициирована она была литераторами патриотического, как они это понимали, направления в литературе и искусстве – в противовес чуждому прозападному. Один из ее участников – писатель и агент КГБ Станислав Куняев вспоминает:

"Звонил наш куратор из "Детского мира" ( так для конспирации называли Лубянку, располагавшуюся по соседству с магазином "Детский мир". – Попов), стал расспрашивать, как прошел секретариат по итогам дискуссии. Я начал было излагать, но потом, чтобы не запутаться, сказал: ''Я лучше Вам прочитаю свою речь на секретариате''. Он буркнул: ''Подождите'', – и на минуту в трубке воцарилось молчание. Потом он снова подошел к телефону.

– Что, запись наладили? – спросил я.

– Да! – грустным голосом ответил он.

– Но ведь есть же стенограмма!

– Стенограмма есть, да времени нет. А мне завтра в 9.00 надо докладывать.

И я начал ему читать".

С. Куняев. "Воспоминания"

Естественно, это был не первый контакт "куратора" из "Детского мира" с Куняевым. Отношения их были более чем доверительные, то есть агентурные. Куняев продолжает:

"В эти дни вдруг ко мне, секретарю московской писательской организации, зашел наш куратор из Комитета госбезопасности. Он и раньше заглядывал в организацию, чаще к первому ее секретарю Феликсу Кузнецову или к Юрию Верченко. Иногда заходил и к нам, рабочим секретарям, для того чтобы выяснить настроения, узнать, кто что натворил, кто собирается уезжать. По многим признакам можно было понять, что это человек русский, государственник, не чуждый патриотических мыслей и чувств. Я, в частности, вспоминаю, как за год-полтора до моего письма ( адресованного в ЦК КПСС по поводу засилья инородцев в литературе и искусстве. – Попов), когда гроза нависла над Сергеем Семановым, тогда главным редактором журнала "Человек и закон", за хранение в служебных столах какой-то патриотической эмигрантской литературы, этот сотрудник как бы случайно на ходу встретился со мной и попросил передать Семанову, чтобы тот предпринял все возможные меры для своей защиты.