Array Коллектив авторов - Тайная стража России. Очерки истории отечественных органов госбезопасности. Книга 3

Приговоренные были отправлены в места заключения.

Через полгода, 25 июня 1932 г., вышло постановление ЦИК и СНК СССР о революционной законности и одновременное обращение ЦК ВКП(б) ко всем партийным организациям по этому вопросу.

В постановлении было подчеркнуто, что революционная законность является «одним из важнейших средств управления пролетарской диктатуры», отмечалось «наличие все еще значительного числа нарушений революционной законности со стороны должностных лиц и искривлений в практике ее проведения», намечалась система мер по ее укреплению. Центральный орган ЦК ВКП(б) в руководящей статье, посвященной декрету, писал: «В самом содержании своем любой закон Советского Правительства включает защиту и укрепление диктатуры пролетариата, ускорение темпов строительства социализма, усиление борьбы с классовыми врагами пролетариата. Закон Советского государства есть революционно-целесообразный закон» [370] Декрет о революционной законности // Правда. 1932. № 176. .

Приведенные законодательные постановления советского правительства и руководящее положение «Правды» не оставляли сомнения в том, что нарушение революционной законности не может быть оправдано никакими соображениями, в том числе и соображениями целесообразности, что выполнение директив советской власти предполагает выполнение ее законов и исключает их нарушения.

Учитывая выход постановления ЦИК и СНК СССР и обращение ЦК ВКП(б), осужденный по делу ТКП Л.Н. Юровский из Суздальского политизолятора ОГПУ отправил 4 июля 1932 г. прошение о пересмотре дела в Коллегию ОГПУ, а копии — в ЦК ВКП(б) И.В. Сталину и в СНК СССР В.М. Молотову. Он писал, что ему было предъявлено обвинение во вредительстве, а затем в принадлежности к контрреволюционной организации Трудовая крестьянская партия. В своих показаниях он признал себя виновным и постановлением Коллегии ОГПУ от 26 января 1932 г. приговорен к лишению свободы сроком на 8 лет.

Далее он сообщал, что «вопреки данным мною показаниям я никогда не принадлежал ни к какой контрреволюционной партии группе или группировке и не имел иных сведений о таких группировках, кроме тех, которые я мог получить из советских газет. Из членов ЦК ТКП — в состав которого я якобы входил вместе с 7 другими лицами, как сказано в моих же собственных показаниях, — я одного (а именно А.Г. Дояренко) вообще никогда не видел до 11 февраля 1932 г., когда я был отправлен вместе с ним в Суздальский политизолятор, а ряд других (А.В. Чаянова, А.А. Рыбникова, Н.П. Макарова и П.А. Садырина) встречал в течение последних пяти лет до ареста два-три раза» [371] АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 398. Л. 1. .

В заключение своего прошения Л.Н. Юровский писал, что остается верным слугой советской власти, независимо от того, что его постигло и что ожидает в будущем: «Дело социалистического строительства мне дорого, хотя мне и не дана больше возможность участвовать в нем. И хотя я выброшен из социалистического общества, я радуюсь его успехам и желаю ему новых успехов в нынешних советских границах и вне этих границ.

Но я не могу скрыть и известную горечь. Я не приписываю себе, правда, никаких заслуг. Если я принимал участие в осуществлении некоторых крупных мероприятий, то это происходило лишь потому, что партия и правительство привлекали меня к работе, я же только проводил свою работу на основе планов, исходивших от ЦК ВКП(б) и советского правительства. Но я работал упорно и преданно, и это видели те лица, под руководством которых и вместе с которыми протекала моя деятельность, многие из них находятся в составе правительства и по сей день» [372] Там же. Л. 8–9. .

17 ноября 1932 г. из Суздальского политизолятора и Н.Д. Кондратьев направил заявление председателю Коллегии ОГПУ В.Р. Менжинскому, а копии — Генеральному секретарю ЦК ВКП(б) И.В. Сталину, председателю СНК СССР В.М. Молотову и председателю ЦИК СССР М.И. Калинину.

Вначале он, как и Юровский, описал суть своего дела. После чего заявил, что все его показания, которые он дал во время следствия, от начала и до конца не соответствуют действительности. Он писал, что никогда не принадлежал к Трудовой крестьянской партии, к группе или кружку лиц, которые пытались создать эту партию. «О том, что существует Трудовая крестьянская партия и я являюсь ее руководителем, впервые узнал от следователя по моему делу Я.С. Агранова» [373] Там же. Л. 25. .

Всех лиц, которые помимо него числились в составе т. н. ЦК ТКП, он знал исключительно на личной почве, с большинством из них совместно преподавал в Тимирязевской сельскохозяйственной академии и работал в различных советских учреждениях. С некоторыми из них за последние три года перед арестом встречался чрезвычайно редко и совершенно случайно. Никогда ни с кем не обсуждал деятельности т. н. местных групп ТКП и не имел о них никаких сведений.

Далее он писал: «Никогда не было у меня на квартире заседаний какой-либо к-р. организации. В частности, никогда не было того к-р. совещания, на котором бы проф. Юровский делал сообщение о своем свидании с Милюковым в Париже и о готовящейся интервенции. Не слышал я об этом свидании ни лично от него, ни от других лиц.

Ни с кем и никогда не намечал состава будущего антисоветского правительства, никому не давал согласия возглавлять таковое или участвовать в нем.

Никогда не вел никаких политических переговоров с Пальчинским и ничего не слышал от него ни об инженерном центре, ни о готовящейся интервенции. Во всю свою жизнь видел Пальчинского не более трех раз и всегда в официальной обстановке. Последний раз видел его ровно за 8 лет до моего ареста.

За всю свою жизнь никогда не был знаком с Рамзиным и никогда не видел его. Не участвовал ни в каких к. р. совещаниях с ним, не вел ни лично, ни через посредников никаких, и в том числе никаких к-р, переговоров с ним. Никогда и ни одного слова не слышал о какой-либо к. р. организации Рамзина, в частности ничего не слыхал об этом и от проф. Чаянова. О существовании инженерного центра, а потом промпартии и своих связях с ними впервые услышал от следователя Я.С. Агранова» [374] Там же. Л. 26. .

Кондратьев писал, что был знаком с Громаном, Базаровым, Сухановым, Фалькнером, встречался с ними, но никогда ни с кем не обсуждал вопросов о создании какой-либо организации. Об организации меньшевиков во главе с Громаном и Сухановым и о своем блоке с ними также впервые узнал от следователя Я.С. Агранова. Не участвовал в контрреволюционных совещаниях по вопросам работы в Красной армии. До ареста ничего не знал о том, что участвовал в подготовке вооруженного восстания против советской власти и в организации повстанческих отрядов. Также не слышал, что повстанческими отрядами руководили Дояренко и Садырин. Не знал, что последний стягивал под видом сельскохозяйственных машин оружие из заграницы. Никогда не вел разговоров о терроре против деятелей советской власти и не занимался шпионажем. Все это Кондратьев впервые узнал от следователя М.И. Гая.