Алексей Кривопалов - Фельдмаршал И.Ф. Паскевич и русская стратегия в 1848-1856 гг.

Не меньший интерес представляют замечания генерала Ридигера о достоинствах и недостатках польского выступа как передовой стратегической позиции, которые до настоящего времени не были известны в научной литературе. В суждениях Фёдора Васильевича чувствовались те же опасения, что высказывались самим Паскевичем в записке 1845 г. «Стратегическое положение Царства Польского, столь выгодное для нас в войне наступательной, – продолжал Ридигер в том же письме, – получает уже совершенно другое значение, когда мы вынуждены будем ограничиться обороной. Пруссия и Австрия, не говоря уже о беспрепятственном занятии левого берега Вислы, имеют всю возможность двумя наступающими армиями охватить край с двух сторон на правом берегу этой реки и с первых же шагов обойти линию крепостей наших. Защищать правый берег Вислы и вместе с тем прикрывать главные сообщения с Империей, а именно: через Ковно и Динабург к столице, через Брест и Бобруйск внутрь Империи и через Устилуг и Житомир к Киеву, – с теми силами, которые теперь находятся в Царстве Польском, конечно, невозможно, сколь бы ни были искусны и решительны наши действия, ибо для этого нужно было бы разделить войска и через это подвергнуться почти верному поражению; устремляться же со всеми силами с одного направления на другое не дозволяет отдаленность расстояний» [555].

В создавшемся положении Ридигер, как и фельдмаршал Паскевич, не видел иного выхода, кроме всемерного усиления русской армии на западном стратегическом направлении. «Этот общий взгляд достаточно доказывает, – утверждал Фёдор Васильевич, – сколь важно было бы для нас усиление войск наших на западной границе. Дабы с надеждою успеха вступить в борьбу с германскими державами и быть в возможности удержать за собой правый берег Вислы, нужно иметь если не две армии, которых образование в настоящую минуту невозможно, то, по крайней мере, сильный вспомогательный корпус между Неманом и Двиной, который, прикрывая главные сообщения наши с столицей, мог вместе с тем угрожать во фланг и тыл наступающим прусским войскам. Тогда, собственно, здешняя армия могла бы уже с уверенностью в успехе всеми силами обратиться исключительно против австрийцев и стараться не только не допускать их до соединения с их союзником, но даже, при благоприятных обстоятельствах, перейти в наступление и против сих последних» [556].

В военно-стратегическом смысле апрельский договор ставил крест на любых планах превентивного наступления русской армии против австрийских войск, продолжавших сосредоточение на границе. Любая попытка вести войну на территории Австрии означала риск разрыва со всей Германией. Совокупный военный потенциал Германского союза, включая сюда Австрию и Пруссию, позволял в теории при «соединенных действиях» развернуть армию численностью 1 200 000 чел. [557]Паскевич неоднократно указывал на это обстоятельство в переписке с генерал-адъютантом Жомини летом и осенью 1854 г. [558]С апреля 1854 г., по глубокому убеждению Паскевича, русско-австрийская война могла вестись только на территории России.

К этому времени началось общее развертывание австрийских полевых войск. 9-й, 10-й, 11-й и 13-й армейские корпуса были сконцентрированы в Венгрии и Трансильвании. Так называемый Временный и Сербско-Банатский корпуса расположились на нижнем Дунае. Но лишь два корпуса, 2-й и 4-й, австрийцы решились направить в Галицию [559].

Трактат от 20 апреля 1854 г. связывал русскому командованию руки тем, что ограждал австрийцев от угрозы наступления в Галиции. В переписке с Паскевичем Ридигер предлагал наиболее оптимальные варианты использования своих весьма ограниченных сил, имея в виду столкновение как с одной лишь Австрией, так и с австро-прусской коалицией.

До того, как условия трактата 20 апреля сделались известны русскому командованию, последнее склонялось к идее парировать угрозу коммуникациям Дунайской армии через создание контругрозы австрийской Галиции. Однако детали данного плана вызвали разногласия между Ридигером и Паскевичем.

Зная, что задуманная Ридигером осторожная оборонительная диспозиция предварительно была одобрена императором Николаем, фельдмаршал Паскевич, хотя и был старше генерал-адъютанта Ридигера по званию, не приказал, но предложил Фёдору Васильевичу стянуть вверенные ему дивизии на австрийскую границу. Фельдмаршал имел в виду расположить армию в Царстве Польском так, «чтобы, занимая крепости резервами, можно было иметь свободными шесть дивизий пехоты и две или даже две с половиной дивизии кавалерии, для употребления их там, где необходимость потребует» [560]. В случае сосредоточения главных сил Ридигера в южных воеводствах Польши «австрийцы, – утверждал князь Варшавский, – не решатся отделить из Галиции войск своих для направления их на сообщения наши через Подолию и Молдавию» [561].

Однако опасавшийся двойного охвата с севера и юга Фёдор Васильевич, до окончательного прояснения внешнеполитических отношений с Берлином, не желал рисковать и оголять границу с Восточной Пруссией. Вместо этого он стремился держать свои силы в центральной части польского выступа. «В настоящую минуту, – отвечал Ридигер фельдмаршалу, – когда обстоятельства не совершенно еще объяснились, вывод всех войск из этой части края и одно общее сосредоточенное направление наших сил против Австрии, в том числе и гренадер, о прибытии коих в Варшаве возвещено во всех газетах, ясно обнаруживая наши намерения, могли бы произвести в политическом отношении невыгодное влияние» [562].

В Берлине, как следовало из полученного Ридигером разведывательного донесения, господствовали враждебные России умонастроения, и активно действовала партия войны, под влиянием которой Пруссия «могла бы легко быть увлечена к совокупному действию с Австрией, вследствие заключенного между обеими державами взаимного союза» [563]. Наконец, «обнажение западной части Царства Польского, – указывал генерал Ридигер, – было бы опасно еще и в том внимании, что крепость Новогеоргиевск и Цитадель не очищены еще и не приведены окончательно в то положение, чтобы могли быть предоставлены собственной обороне, при всей деятельности, на этот предмет обращенной» [564].

При всем огромном доверии к своему «отцу-командиру», на этот раз Николай I решил спор не в пользу Паскевича. 24 мая 1854 г. в письме генералу Ридигеру, копия которого через военного министра была отослана князю Варшавскому, император признал, что «исполнение предположений фельдмаршала по теперешним обстоятельствам совершенно неудобоисполнимо по невозможности не оголять Курляндии и Самогиции, а еще меньше окрестностей Риги» [565]. Более того, поскольку «защита левого берега Вислы далее