Михаил Тумшис - Евреи в НКВД СССР. 1936–1938 гг. Опыт биографического словаря

Нам удалось разыскать подобную справку в личном деле майора ГБ Б. В. Козельского (см. биосправку).

«К личному делу № 1395

СПРАВКА

Согласно распоряжения нач. Админотдела ГПУ УССР тов. Козельский Б. В. п/нач СПО ГПУ УССР спецпроверке не подлежит.

Старший инспектор АО ГПУ УССР (подпись)

22 июля 1931 г.» [86].

Таким образом, мы видим, как люди, державшие под софитами всю страну, имевшие права проверить кого угодно и когда угодно, сами проверке не подлежали. И зачастую приписывали себе революционные заслуги. Так, после ареста начальника УНКВД по Амурской области Я. Е. Перельмутера (см. биосправку) выяснилось, что ни командиром партизанского отряда на Житомирщине, ни начальником разведки 1-й революционной дивизии, ни ответственным секретарём президиума Волынского ревтрибунала, ни членом коллегии Закавказской ЧК он никогда не был [87]!

Начальник отдела кадров НКВД УССР Я. В. Письменный (см. биосправку) заявлял подчиненным: «К черту специальные проверки и безграмотную молодёжь! Нужно держать курс на старые кадры, которые при наличии компрометирующих материалов ценнее, чем советские безграмотные остолопы» [88].

Отсутствовала положительная реакция на компромат и в отношении еще одного руководящего работника ОГПУ-ГУГБ НКВД СССР – В. М. Бриля (см. биосправку). В материалах его спецпроверки мы можем найти немало отрицательных моментов, не красящих биографию этого почетного чекиста. Вот выдержка из его служебной характеристики в период работы в Турции (по линии НКВТ СССР): «Безынициативен. Для коммерческой работы слаб. Особого желания учиться на работе не проявил. Нужными языками для работы в Турции не владеет и особой активности в изучении хотя бы одного языка, несмотря на годичное пребывание в Турции, не проявил, имеет склонность к склочничеству. Данных для работы за границей нет…» [89].

В 1933 г. на В. М. Бриля поступило заявление от его домработницы, та утверждала, что её работодатель на квартире часто «…принимает по делу много посетителей, судимых и бывших под арестом, которые приносят разные продукты». При этом эти приемы были обставлены некой таинственностью, а при появлении посетителей Бриль по какой-то надобности всегда стремился услать домработницу из дома. Сам чекист назвал это заявление «сплошной выдумкой и гнусной клеветой», хотя и признал, что к нему в квартиру действительно ходит немало разных людей. Но связано это якобы сугубо с оперативной необходимостью. Ему как начальнику отделения ЭКУ ОГПУ СССР было разрешено вести в своей квартире личный прием агентуры и осведомления. Согласитесь, странное пренебрежение конспирацией в работе с секретными сотрудниками. Несмотря на реальные основания прояснить истинное положение дел, начальство Бриля отделалось фактически отпиской: «…ввиду недоказанности обвинения во взяточничестве расследование прекратить» [90].

В июне 1937 г. в отношении Бриля было вновь составлено заявление, но на этот раз анонимное. В новом сообщении наш герой был охарактеризован как «…делец темных дел, человек большой натуры». Автор письма привел и ряд примеров махинаций Бриля. Так, в частности, он и его помощник Сурков «ездили, сколько хотели, и куда хотели» на легковой машине, принадлежащей арестованному члену Верховного Суда РСФСР Табакину [91]. Машина находилась под арестом, но, несмотря на это, ею активно пользовались и ставили на хранение во вневедомственном гараже НКВД, а когда Бриля и Суркова оттуда, что называется, попросили, то они стали оставлять её во дворе дома, где находилась конспиративная квартира 3-го отдела ГУГБ НКВД СССР. Аноним просветил руководство Бриля и о махинациях последнего с денежными суммами, выделяемыми на оперативные расходы. Автор письма утверждал, что деньги, потраченные Брилем на покупку мебели в конспиративную квартиру, в действительности были использованы для покупки мебели в квартиру его помощника Суркова.

В анонимке вновь не стали особо разбираться, вероятно, увидя в ней лишь желание «врагов народа» подставить чекиста, к тому же участвующего на тот момент в следствии в отношении бывшего всесильного наркома внутренних дел Ягоды. В январе 1938 г. Бриля забрал к себе на работу его бывший начальник по ЭКУ ОГПУ СССР, нарком внутренних дел Узбекской ССР Д. 3. Апресян. На рапорте Апресяна об отзыве Бриля в Ташкент стояла положительная виза Ежова: «Т. Фриновский проверить по всем фактам, подходит – не возражаю». Ничего предосудительного в биографии и служебной карьере Бриля вновь обнаружено не было, и в апреле 1938 г. он возглавил Управление НКВД по Ташкентской области [92].

Обширный компромат был накоплен и на начальника ТО УГБ НКВД УССР Я. В. Письменного. Помимо обвинений в непрофессионализме (см. биосправку на Я. В. Письменного), имелись и материалы о его моральном разложении. В материалах особоуполномоченного НКВД УССР сохранилось немало сведений о многочисленных встречах этого высокопоставленного чекиста с женщинами легкого поведения, о его постоянных гулянках в ресторане спортивного общества «Динамо» в г. Киеве. Имелись и объективные данные о том, что Письменный транжирил оперативные суммы на личные нужды, а также допускал явные антипартийные проступки [93].

Рядовые чекисты делали неоднократные попытки разоблачить «антипартийное нутро» Письменного и его ближайшего окружения. Однако по личному указанию Балицкого ( комиссар ГБ 1-го ранга В. А. Балицкий, в 1934–1937 гг. – нарком внутренних дел УССР ) и Кацнельсона (заместителя наркома внутренних дел УССР – см. биосправку) эти попытки немедленно гасились, а материалы, направленные на рассмотрение особоуполномоченного НКВД УССР, клались под сукно.

Так произошло и в начале 1937 г., когда первый секретарь Харьковского обкома КП(б) Украины Н. Ф. Гикало передал особоуполномоченому НКВД СССР В. Д. Фельдману анонимку на Письменного, в которой последний обвинялся в покровительстве троцкистов (в частности, троцкиста Шульмана). Несмотря на то, что «компромат» оказался в Москве, это не имело никаких серьезных последствий. И причиной этого были тесные приятельские отношения самого Письменного с особоуполномоченным НКВД УССР Н. Л. Рубинштейном, а также с наркомом Балицким (на которого они оказывали нужное влияние в решении множества вопросов, в том числе и личного характера).

В период хрущевской реабилитации весь этот компромат на Письменного часто связывали лишь сугубо с личной характеристикой этого чекиста: «Энергичный…работник. Характер темпераментный, прямолинейный и вспыльчивый».

Подобное неприятие компромата наблюдалось не только в отношении сотрудников-евреев, но и в отношении сотрудников НКВД иных национальностей. В апреле 1936 г. на имя особоуполномоченного НКВД СССР майора ГБ А. Я. Беленького поступило сообщение («Только лично. Срочно. Сов. секретно. Серия К») за подписью начальника УНКВД по Ленинградской области Л. М. Ваковского. В нем руководитель ленинградских чекистов сообщал о компрометирующих материалах на руководящего работника СПО ГУГБ НКВД СССР А. Р. Стромина-Строева.