Михаил Тумшис - Евреи в НКВД СССР. 1936–1938 гг. Опыт биографического словаря

По показаниям сотрудника для особых поручений при начальнике 3 (КРО) отдела ГУГБ НКВД СССР Р. Н. Кима-Мартэна, именно он осуществил вербовку Николаева-Рамберга. Вербовка была осуществлена «…в начале 1935 г. на пьянке у резидента Хильми, работавшего с ближневосточной агентурой». Вербовка была осуществлена благодаря компрометирующим материалам о связях Николаева-Рамберга с агентом Саркисянц и с самим Хильми, имеющим подозрительные доходы.

По требованию Николаева-Рамберга агентура «по восточной линии» получала от японцев разного рода ценные подарки (ткани, фотоаппараты, чулки, грампластинки и т. д.), которые потом изымались у агентов и передавались оперативным сотрудникам ОГПУ-НКВД (в том числе и самому Николаеву-Рамбергу).

При реабилитации Николаева (Рамберга) были опрошены бывшие сотрудники НКВД – Чайковский, Яриков и Гузовский, которые «…характеризовали Николаева-Рамберга положительно и заявили, [что] завербованная им агентура успешно работала и после ареста Николаева-Рамберга, а Окато, будто бы завербовавший Николаева– Рамберга, был лояльно настроен к СССР…». // Архив ВК ВС РФ. Определение ВК ВС СССР № 4 Н – 026704/56 в отношении Николаева-Рамберга И. М.; Просветов К «Крестный отец» Штирлица. – М.: Изд-во «Вече», 2015.

Родственникам было сообщено, что Ю. А. Новак умер 19 сентября 1944 г. в местах лишения свободы.

Л. И. Новобратский по личному распоряжению Л. П. Берия был вызван из г. Куйбышева и назначен начальником 2 отдела (борьба с английской разведкой) 1 ГУ МВД СССР. С приходом в отдел он стал запугивать сотрудников, представляя их перед начальством как «людей неспособных», предпринял попытку склонить арестованного И. М. Майского (в 1932–1943 гг. посол СССР в Великобритании) к отказу от ранее данных им показаний о том, что тот «английский агент и якобы находился на личной связи у Черчилля».

Фактически Новобратский выполнял прямые распоряжения Берия. В мае 1953 г. Б. 3. Кобулов заявил Майскому, что «советское правительство и министр внутренних дел Берия не заинтересованы в том, чтобы невинные люди сидели в тюрьме, и что он хочет слышать от Майского только правду о его связях с англичанами». Однако выпускать из тюрьмы Майского никто не собирался, у руководства МВД имелось желание использовать бывшего посла в оперативных играх с англичанами. В дальнейшем, уже в ходе следствия Берия были приписаны обвинения в том, что он приказал от сотрудников МВД добиваться от «английского шпиона» Майского отказа от данных ранее признательных показаний.

Вероятно именно эти действия, а также расположенность Новобратского к Берия и стали причиной для отстранения его от должности в 1 ГУ МВД СССР // Дело Берия. Приговор обжалованию не подлежит. Сборник документов. – М.: МДФ, 2012. – С. 150–151; «…Во всех анкетах пишет, что он русский»… При обыске изъяты брошюры Троцкого, Зиновьева и книга Гитлера: материалы к биографии И. М. Майского (Ляховецкого). 1924–1960 гг. [электронный ресурс] // http: // www.alexanderyakoviev.org/almanah-dos/1026342.

По материалам спецпроверки: С. А. Ольшанский обвинялся в преступном использовании казенных бланков. На основании постановления Киевского губотдела ГПУ от 4 сентября 1922 г. был навсегда лишен права работать в ГПУ. Однако Ольшанский сумел устроиться на работу начальником продуктовой кладовой Киевского губотдела ГПУ, откуда был уволен 25 ноября 1922 г. за недостачу продуктов. В дальнейшем, работая помощником инспектора горрозыска, обвинялся по ст. 105, 114 и 118 УК УССР // ОГА СБУ, Харьков. Д. 957771. Л. 9.

С. А. Ольшанский обвинялся в «…участии в антисоветском заговоре в НКВД УССР и в расхищении крупных денежных средств» //ОГА СБУ, Харьков. Д. 957771. Л. 75. Родственникам было сообщено, что смерть Ольшанского наступила 7 декабря 1941 г. в местах заключения в результате уремии почек// ОГА СБУ, Харьков. Д. 957771. Л. 9.

В списках личного состава Верховного Ревтрибунала при ВЦИК Верховного Суда СССР и ОГПУ-ГУГБ НКВД СССР А. М. Орлов проходил как Никольский Лев Лазаревич.

После бегства Орлов составил заявление на имя наркома внутренних дел СССР Ежова и направил его в Москву: «Я хочу объяснить Вам [Ежову] в этом письме, как могло случиться, чтобы я, – после 19 лет безупречной службы Партии и Советской власти, после тяжелых лет подполья, после моей активнейшей и полной самопожертвования борьбы последних 2-х лет в условиях ожесточенной войны <���…> – ушел от Вас. Вся моя безупречная жизнь, полная служениям интересам пролетариата и Сов. Власти, прошла перед глазами партии и коллектива работников н[ашего]/наркомата. <���…>

Я перед собой ставил вопрос: имею ли я право, как партиец, даже перед угрозой неминуемой смерти отказаться от поездки домой. Товарищи, работавшие со мной, хорошо знают, что я неоднократно рисковал жизнью, когда это требовалось для дела, для партии. <���…> Никогда партия не требовала от своих членов бессмысленной смерти, к тому же еще в угоду преступным карьеристам. Но даже не это, не угроза беззаконной и несправедливой расправы остановила меня от поездки на пароход… Сознание, что после расстрела меня, ссылки или расстрела моей жены, моя 14-летняя больная девочка окажется на улице, преследуемая детьми и взрослыми как дочь „врага народа“, как дочь отца, которым она гордилась, как честным коммунистом и борцом, – выше моих сил.

Я не трус. Я бы принял и ошибочный, несправедливый приговор, сделав последний, даже никому не нужный, жертвенный шаг для партии, но умереть с сознанием того, что больной обречен на такие жуткие муки и терпения – выше моих сил. <���…> Я хочу, чтобы Вы по-человечески поняли всю глубину переживаемой мною трагедии преданного партийца, лишенного партии, и честного гражданина, лишенного своей родины. Моя цель – довести своего ребенка до совершеннолетия. Помните всегда, что я не изменник партии и своей стране. Никто и ничто не заставит меня никогда изменить делу пролетариата и Сов. Власти. Я не хотел уйти из н/страны, как не хочет рыба уйти из воды. Но преступные деяния преступных людей выбросили меня, как рыбу на лед… По опыту других дел знаю, что Ваш аппарат бросил все свои силы на мое физическое уничтожение. Остановите своих людей. Достаточно, что они ввергли меня в глубочайшее несчастье, лишив меня завоеванного моей долголетней самоотверженной работой права жить и бороться в рядах партии, лишив меня родины и права жить и дышать одним воздухом совместно с советским народом.

Если Вы меня оставите в покое, я никогда не стану на путь вредный партии и Сов. Союзу. Я не совершал и не совершил ничего против партии и н/страны.

Я даю торжественную клятву: до конца моих дней не проронить ни единого слова, могущего повредить партии, воспитавшей меня, и стране взрастившей меня».