Роман Бабаян - Территория войны. Кругосветный репортаж из горячих точек

— Мы с Альенде всё сделали правильно. Не поступи мы так, Чили сейчас была бы совсем другой, ситуация могла быть хуже. Нас упрекали в том, что не смогли защитить с оружием в руках завоевания мирной народной революции — но такой человек, как Альенде, никогда не пошёл бы на насилие. Он предпочёл сам принять смерть за свой народ и свои убеждения, чем посылать на смерть других людей во имя чего бы то ни было.

А вот у Пиночета — главного врага «товарища Лучо» — на тот момент всё было совсем по-другому. Мы хотели ещё раз встретиться с ним, но это оказалось невозможным. На тот момент дон Аугусто Пиночет Угарте находился в странном положении — то ли на излечении в военном госпитале, то ли под домашним арестом.

Всем памятна эта история, когда Пиночет в 1998 году полетел в Европу лечиться и в Лондоне по иску испанского судьи Бальтасара Гарсона был арестован и посажен под домашний арест. Ему помогло вмешательство «железной леди» Маргарет Тэтчер. Она уже давно не была премьер-министром, но по-прежнему обладала огромным авторитетом и добилась, чтобы бывшего диктатора весной 2000 года, после 16-месячного пребывания под домашним арестом, отпустили домой. Основанием стало то, что престарелый дон Аугусто страдает тяжёлой формой старческого слабоумия. Поэтому он не может связно выражать свои мысли, следовательно, не способен давать какие-либо показания и пояснения. Пиночета привезли в Чили, и здесь по решению правительства страны в отношении него было возбуждено судебное преследование по более чем ста эпизодам, связанным с убийствами, похищениями и пытками людей. Однако через год диагноз о старческом слабоумии получил подтверждение и вопрос об уголовном преследовании бывшего диктатора вновь завис в воздухе. К 2003 году никакого компромисса достигнуто не было, и он фактически вновь оказался под домашним арестом, ожидая решения своей судьбы и всячески поддерживая версию о собственной недееспособности.

Вообще в Чили к тому времени сложилась очень противоречивая и неоднозначная ситуация. Страна разделилась на два лагеря — непримиримых противников Пиночета, требующих для него самого сурового наказания, и столь же рьяных его сторонников, видевших в нём спасителя нации от коммунизма. Кого было больше, сказать трудно, многочисленные опросы населения по этому поводу в разное время давали очень разные результаты. Представляете, одни люди боготворят лидера хунты и считают, что он превратил Чили в процветающее государство, другие, чьи родственники пострадали, были казнены, пропали без вести, — его искренне ненавидят, как великого злодея и убийцу.

Только за время нашей командировки в Сантьяго — она длилась около трех недель — нам не однажды встречались публикации и телерепортажи об обнаружении настоящих «братских могил», в которых находили сотни и тысячи человеческих тел. Причём определить, кто они, не было никакой возможности, потому что тела были сильно изуродованы. А множество чилийцев в прямом смысле слова просто канули в Лету — обычным делом являлся такой вид казни, когда людей сбрасывали с вертолётов в океан, привязав к ногам камень или другой тяжёлый груз. В языке чилийцев появилось зловещее выражение «караваны смерти» — так называли карательные отряды правительства Пиночета.

Мы видели закрытый для посещения участок городского кладбища в чилийской столице. Совершенно случайно в одной могиле здесь были обнаружены тела трёхсот человек. Теперь на месте массового захоронения установлены чёрные кресты — в отличие от белых на других могилах, они указывают на то, что покоящиеся здесь люди приняли мученическую смерть, были убиты злодейски. В Комитете национального примирения убеждены, что эту страшную находку можно считать очередным доказательством преступлений хунты.

Называют разные цифры, определяя масштаб репрессий в 1973–1990 годах, во время правления военных. В Сантьяго мне довелось услышать о таких данных: 15 тысяч погибших и пропавших без вести, 300 тысяч прошедших через тюрьмы и концлагеря, полмиллиона изгнанных со своей родной земли.

Был и такой эпизод во время нашей командировки. В столице Чили есть две пешеходные улицы в типично европейском стиле. Одна называется «Париж», другая — «Лондон». Так вот на улице Париж стоит такой небольшой уютный трёхэтажный особнячок, в нём несколько квартир. И на третьем этаже живёт бывший капитан карабинеров — чилийской военной полиции, кстати, этнический украинец. А на втором — человек, которого этот капитан осенью 1973 года сбросил в океан с привязанным к ногам камнем, но которому чудом удалось выжить.

Теперь спустя тридцать лет они живут в одном маленьком доме, по-прежнему ненавидят друг друга и каждый день сталкиваются буквально нос к носу. Я спросил и того, и другого — как так можно, неужели вы не испытываете неприятных ощущений, чувства дискомфорта? Трудно поверить, но оба ответили абсолютно одинаково: конечно, это очень неприятно, но почему я должен уезжать из своей квартиры, пусть он уезжает. То есть по прошествии стольких лет чилийцы ничего не забыли, ничего друг другу не простили, но при этом каждый считает себя правым и ни в чём не раскаивается. Оба моих собеседника на улице Париж на тот момент были уже достаточно пожилыми людьми и никаких враждебных действий по отношению друг к другу не предпринимали, но каким образом им удавалось сохранять эту терпимость, вряд ли возможно понять тому, кто не пережил ничего подобного.

В Сантьяго два стадиона. Центральный из них — эстадио «Насьональ» — национальный стадион, где хунта держала тысячи людей, заставляя их часами лежать на футбольном поле лицом вниз, держа руки за головой. По периметру ходили морские пехотинцы с автоматами и стреляли в тех, кто поднимал голову. В раздевалках были обустроены камеры пыток. Недавно я смотрел телетрансляцию футбольного матча турнира за Кубок Освободителей Америки — «Копа Либертадорес» — игра проходила как раз на этом стадионе, и я вспоминал, как ходил по спортивным раздевалкам, в которых истязали людей.

Футбольным болельщикам со стажем памятна история, связанная с этим стадионом и произошедшая через два месяца после переворота, в ноябре 1973 года. Тогда здесь должен был пройти отборочный матч за право выйти в финальную стадию чемпионата мира 1974 года между сборными Чили и Советского Союза. Первая игра в Москве завершилась нулевой ничьей.

Федерация футбола СССР обратилась в Международную федерацию футбола с предложением провести указанный матч в третьей стране, так как «на стадионе, обагренном кровью патриотов чилийского народа, по моральным соображениям не могут в настоящее время выступать советские спортсмены». Но это обращение не было услышано. Матч решили провести на стадионе, превращённом в концлагерь.