Рудольф Риббентроп - Мой отец Иоахим фон Риббентроп. «Никогда против России!»

В отчете от 12 января 1939 года [226] Drittes Weißbuch der Deutschen Regierung (Hrsg.: Auswärtiges Amt, Basel 1940): Polnische Dokumente zur Vorgeschichte des Krieges, Erste Folge, Dok. Nr.6. польский посол в Вашингтоне граф Потоцкий раскрывает польскому министру иностранных дел Беку игру Рузвельта и его соратников. Согласно отчету, острие американской пропаганды внутри страны односторонне направлено против Гитлера и национал-социализма, причем Советская Россия остается совсем исключенной. «Если она вообще упоминается, то это делается по-дружески, и вещи представляются таким образом, как если бы Советская Россия кооперировалась с блоком демократических государств». Потоцкий подробно останавливается на влиянии средств массовой информации, находящихся в еврейских руках. Раздуванием военного психоза президент, по словам Потоцкого, преследует двоякую цель: с одной стороны, он «хотел бы отвлечь американский народ от внутриполитических проблем» путем нагнетания воинственных настроений и распространения слухов об опасности, угрожающей Европе, с другой стороны, американскому народу должна быть навязана непомерная программа вооружения Америки, выходящая за рамки оборонной потребности Соединенных Штатов. Далее Потоцкий пишет:

«Вся проблема обрабатывается таинственным образом: Рузвельту были предоставлены полномочия оживить внешнюю политику Америки и одновременно создать на этом пути колоссальные военные запасы для будущей войны, к которой евреи стремятся вполне осознанно. Внутриполитически очень удобно отвлечь внимание публики от постоянно растущего в Америке антисемитизма, говоря о необходимости защиты веры и индивидуальной свободы перед атаками фашизма [227] В связи с графом Потоцким мне вспоминается маленькое происшествие, не имевшее, правда, дипломатических последствий, наоборот. Супружеская пара Потоцких побывала, должно быть, в январе 1935 года у нас в Далеме на обеде; по моим воспоминаниям, холеные, элегантные люди. Мужчины курили после еды сигары, с негромким щелчком вдруг превратившиеся в нечто вроде метлы, в то время как графиня, вскрикнув, выплюнула шоколадную конфету в пепельницу. Оказалось, моя сестра Беттина за несколько дней до семейного новогоднего вечера для его оживления подложила в отцовские сигары небольшие пистоны, а в материнские конфеты несколько штук с начинкой из перца. Как всегда, когда общий настрой и без того является благодушным — и он был таким во время посещения Потоцких, — подобные малые происшествия лишь дополнительно поднимают настроение. .

Если бы для Рузвельта речь шла лишь о мире, он, собственно, должен был бы повлиять на Польшу, чтобы она приняла исключительно благоприятные для Польши немецкие предложения. Но он этого не сделал. Так же он вынудил позднее Японию «сделать первый выстрел» [228] Согласно дневниковой записи Генри Л. Стимсона от 25 ноября 1941 года, вопрос ставился, «как мы могли бы завлечь [США] их [японцев] без того, чтобы самим подвергнуться большой опасности, в положение, когда они сделают первый выстрел». Напечатано в: Hearings before the Joint Committee on the Investigafion of the Pearl Harbor Attack, 79th Congress, 21 Session, P. 11, S. 5433. Вопрос о том, мирился ли Рузвельт в случае вступления в войну США с нападением на Перл-Харбор, поскольку оно ему было выгодно, или даже спровоцировал его, до сегодняшнего дня является предметом интенсивных дискуссий среди историков. Критическую позицию в отношении Рузвельта занимают, в частности: Morgenstern, George: Pearl Harbor 1941 (1947); Toland, John: Infamy: Pearl Harbor and Its Aftermath (1986); Bavendamm, Dirk: Roosevelts Krieg 1937‑45 und das Rutsel von Pearl Harbor (1993), и, наконец, Stinnett, Robert B.: Pearl Harbor: Wie die amerikanische Regierung den Angriff provozierte und 2476 ihrer Burger sterben lies (2003, 2-е издание). . Речь шла вовсе не о находящейся под угрозой польской независимости, как утверждала пропаганда союзников, а о том, чтобы побудить Германию сделать первый выстрел. Англия надеялась вызвать тем самым военный путч, Рузвельт рассчитывал на глобальное противостояние, которое полностью утвердило бы чрезвычайный вес США. В британско-польском союзе, которым Польша скрепила себя с антигерманской линией, привязав свое процветание и гибель к британцам и тем самым к США, достойно упоминания то, что вмешательство союзных сил было предусмотрено лишь в случае немецкого выступления против Польши, и не предполагалось, если бы Польша оказалась в конфликте с Россией [229] Ribbentrop, J. v.: a. a.O., S. 169, заявление помощника госсекретаря Ричарда Остина Батлера в Палате общин 19 октября 1939 года. .

В Польше удовлетворенно приняли к сведению, что «Запад» и, в особенности, США пристрелялись по образу врага в лице Германии. В глазах Бека была тем самым создана решающая предпосылка, чтобы отважиться на конфликт с Германией. После переговоров в Варшаве можно было с очевидностью исходить из того, что в недалеком будущем урегулирование немецко-польских отношений недостижимо, не говоря уже о дружеских отношениях в смысле готовности к совместной обороне против Советской России. Польша опиралась на союз с Францией и германо-русские противоречия, которые польское правительство считало непреодолимыми. Стратегически невыгодная немецко-польская граница и все еще существующая чешская армия означали в этих обстоятельствах дополнительную проблему, так как приходилось считаться с враждебностью остаточного чешского государства так же, как и с соперничеством Польши.

Несмотря на неудачный ход отцовского визита в Варшаву, в Берлине еще не оставили надежду, что с Польшей удастся договориться. Еще 21 марта 1939 года отец в беседе с польским послом Липским вновь передал приглашение Беку. Бек, однако, поехал в Лондон, где получил, очевидно, от британского правительства словесные обещания гарантий, побудившие его отвергнуть теперь по всей форме направленные Польше немецкие предложения и начать мобилизацию армии [230] Ср. Scheil, Stefan: Fünf plus Zwei, S. 57f., Рыдз-Смиглы: «Поверьте мне, пожалуйста, что мобилизация не являлась только демонстрацией. Мы были в то время готовы к войне […].» .

Неудача немецко-польских переговоров доказала невозможность организовать Восточную Европу в антибольшевистском смысле при помощи соответствующих договоров. Так как западные державы этого не допускали, немецкая политика должна была найти иную концепцию. Уже на обратном пути из Варшавы отец уяснил для себя следствия, вытекавшие из поведения Польши. Он заявил своим сотрудникам: «Теперь у нас, если мы не хотим быть полностью окружены, остается лишь один выход: объединиться с Россией» [231] Ribbentrop, J. v., a. a.O., S. 160; см. также: Tansill, Charles: a. a.O.; Fish, Hanulton: Der zerbrochene Mythos, Tübingen 1982. .

После отрицательного опыта в Варшаве отец немедля начал развивать первые соображения в совершенно ином направлении. Посланник Шмидт (пресса) сообщает в деталях сцену в спецпоезде на обратном пути [232] Schmidt, P. (пресса): a. a.O., S. 78–80. .