Михаил Скобелев - Стою за правду и за армию!

– Вы посмотрите на этих солдатиков, – продолжал он, указывая рукой на двигавшихся по шоссе пехотинцев, – какими они молодцами высматривают! Сколько у них самоуверенности в лицах, сколько энергии, твердости и энтузиазма! Их теперь ничто не остановит! Мне это выражение хорошо знакомо – это залог полной победы над врагом!.. Я сам, господа, чувствую в себе теперь избыток сил и энергии и твердо верю в удачу, в успех…

Мы вполне согласились с мнением генерала, видя перед собой эти мелькающие, веселые и оживленные лица усталых, но счастливых солдат. Поезд все ближе и ближе приближался к Адрианополю. Солнце спускалось уже к горизонту, в вагоне зажгли свечи… Мы болтали о предстоящих удовольствиях в Адрианополе, о движении к Мраморному морю, о скором заключении мира, о возвращении в Россию и т. п. Скобелев с графом Келлером и адъютантом своим, поручиком Баранком, занялся разбором бумаг, делая разные замечания и пометки на полях их.

Было уже совершенно темно, когда поезд наш вблизи Адрианополя переезжал мост, перекинутый через приток Марицы – Арда. Мост был довольно длинный и при этом деревянный и старый. Поезд двигался очень медленно и на середине моста вдруг остановился. Одновременно мы услышали сильную ружейную трескотню и, высунувшись из окон, ясно увидели вдали знакомые зловещие огоньки, вспыхивавшие в глубоком мраке.

– Что это такое, что это значит? – закричал Скобелев, с беспокойством вглядываясь в темноту.

Все молчали, и частые ружейные выстрелы были только ответом на этот вопрос. Поезд безмолвно стоял на середине ветхого турецкого моста на высоте 20–25 сажен над поверхностью горной быстрой речки.

– Ваше превосходительство! – подбежал в это время саперный офицер, ехавший в поезде (кажется, поручик Иванов). – Позвольте мне осмотреть мост – он очень ненадежный – и разузнать о причинах перестрелки!

– Да, пожалуйста, – живо ответил Михаил Дмитриевич. – Возьмите с собой человек десять солдат и узнайте поскорее, в чем дело!

Стрельба между тем постепенно затихала, и только одиночные выстрелы вспыхивали еще вдали в горах, лежавших к югу от нас. Вскоре вернулся саперный офицер и доложил, что это башибузуки с гор сделали нападение на железнодорожный мост с целью испортить его или сжечь, но казачий пост наш, оставленный Струковым для прикрытая моста, отбил огнем это нападение и заставил турок отступить обратно в горы.

Неприятное впечатление, которое временно овладело нами ввиду неизвестности и возможности провалиться в воду, быстро прошло, поезд медленно двинулся далее и скоро остановился на станции Адрианополь. Скобелев и все мы разместились в близлежащей гостинице, и я уснул богатырским сном с полным комфортом мирного времени, в большой уютной комнате со всеми удобствами. Не хочу передавать то блаженное состояние, которое испытал я, когда, раздевшись и надев чистое белье, я улегся на мягкий пружинный матрас и, протянувшись, покрылся чистой простыней. Выше этого блаженства для меня не было в то время. Кто испытал невзгоды боевой и походной жизни, кто не снимал сапог по целым неделям, кто не проводил по-человечески ни одной ночи – спокойно, без тревог и вечных ожиданий быть разбуженным ружейной трескотней, тот поймет это блаженное, счастливое состояние. Давно я не спал так хорошо, так крепко и сладко.

Утром я был разбужен кем-то из товарищей, который сообщил, что уже прибыли наши лошади и еще несколько рот пехоты из Германлы, куда поезд наш снова совершил ночной рейс. Одевшись и напившись чаю, мы отправились в номер Михаила Дмитриевича, который был уже на ногах и возился с какими-то бумагами.

– Доброго утра, ваше превосходительство! Как почивали? – приветствовали мы нашего любимого начальника.

– Ничего, благодарю – выспался прекрасно! – отвечал он весело. – Да вот что, господа: будьте готовы – сейчас мы с войсками начнем вступать в город.

Вскоре Скобелев вышел из номера, объехал войска и поздравил их со вступлением во вторую столицу Турецкой империи… Затем музыка грянула марш, и пехота стройно зашагала по шоссе, по обе стороны которого стояла наша конница.

От вокзала собственно до города было довольно далеко – версты четыре. Местность была совершенно открытая, ровная. Город издали представлял очень красивую панораму, над которой в разных местах грациозно поднимались стройные башни белых минаретов. Возле моста через Марицу нас встретила громадная толпа народа, впереди которой находилось духовенство – с крестами и хоругвями и с греческим архимандритом во главе. Тут же были депутации и от других вероисповеданий, несколько мулл от мусульманского населения и представители города с хлебом-солью. Все это встретило Скобелева, ехавшего впереди войск, с благословением и изъявлением полной покорности нашему Государю и Главнокомандующему.

Скобелев любезно принял эти депутации и от имени Его Высочества сказал, что они могут быть совершенно спокойны за порядок в городе и целостность их имущества, что русские войска не только не трогают мирных жителей, но, напротив, защищают их от всяких врагов, что правда и милость всегда сопровождают русское управление – словом, совершенно успокоил и ободрил несколько взволнованное население второй турецкой столицы. Видя перед собой эту симпатичную и красивую фигуру русского генерала, его веселость, любезность и уважение к обрядности врага, даже серьезные муллы стали улыбаться и совершенно добродушно посматривать на оживленные и довольные лица наших маршировавших солдат.

Затем мы двинулись дальше, переправились через мост и с музыкой подошли к конаку, или дворцу прежних знаменитых турецких султанов. Масса разнокалиберного люда в фесках и чалмах, в самых разнообразных пестрых костюмах толпилась на узких и кривых улицах и площадях. Тут были всевозможные народности Балканского полуострова – греки, армяне, болгары, турки, албанцы, жиды…

Православная часть населения города встречала нас с неподдельным, горячим энтузиазмом. То и дело раздавались громкие, радостные крики «Ура! Да живе царь Александру, да живе Россия!». Из окон домов высматривали хорошенькие, смуглые южные черноокие красавицы и, приветливо улыбаясь, бросали венки и букеты в победоносных северных воинов, причем больше всего цветов приходилось, конечно, на долю симпатичного и популярного «белого генерала». Приятное чувство испытывал каждый из нас при этих овациях, при виде этих хорошеньких фигурок. Но, конечно, каждый дорого бы дал, если бы вместо всех этих незнакомых, совершенно чуждых нам лиц здесь появились наши дорогие соотечественницы, наши матери, сестры, жены, невесты…