Михаил Кутузов - Тактика победы

Между тем из Бухареста прибыл Камчатский полк, из М. Валахии подошел гр. Пален со своими Дерптскими драгунами и Выборгским пехотным полком, который Кутузов должен был бы отправить на усиление генерала Засса, как имевшего слабые силы, подошел из Обилешти генерал Эссен с 8-м егерским, Украинским, Белорусским гусарским и 8-ю двенадцатифунтовыми пушками. Таким образом, все это вместе составляло массу в 22–23 тысячи человек, начальствовать над которыми Кутузов назначил меня.

Затем я вскоре получил, наконец, чин генерала от инфантерии, но больше всего меня радовало участие, которое принимали мой товарищи, подчиненные и солдаты в моем повышении. Это еще более заставляло меня ценить милость Государя [126].

Итак, я составил два корпуса: первый, правый, был под начальством Эссена, а второй, левый, – под начальством Маркова. Я также усилил отряд генерала Гартинга, который занимал четыре редута, прилегавших к самому левому флангу. Первый редут был на берегу Дуная, против р. Лом, а последний находился на возвышенностях Слободзеи; между этими двумя я построил еще два.

После Слободзейского сражения турки, как и следовало ожидать, перевезли через Дунай, на левый берег, свою кавалерию и артиллерию и расположились вдоль всего берега, начав строить укрепления. У них оказалось около 15 или 20 тысяч человек, между которыми 3–4 тысячи было кавалерии. Визирь со всей остальной армией, оставив лагерь у Рущука, перебрался на самый берег Дуная (правый), чтобы самому руководить операциями с занятых возвышенностей.

Если бы визирь воспользовался своим преимуществом, т. е. тем, что он в первую же ночь после сражения при Слободзее перевез через реку большую часть своих войск и атаковал бы нас на следующий день битвы, весьма возможно, что ему удалось бы нас отбросить. Тогда Журжево осталось бы под защитой только слабого гарнизона и турки, заняв его, легко могли бы проникнуть в Валахию. Мы были бы отрезаны от корпуса Засса и везде они внесли бы опасения и даже панику.

Но паника и без того уже проникла в Бухарест, где ей способствовал распространяться плохой надзор и французская и греческая партии. Много бояр, по обыкновению, исчезли в Трансильванию (куда они прекрасно знали дороги), и остальные готовились следовать их примеру.

3-го сентября турки большими толпами вышли с левого фланга своего лагеря и, казалось, имели намерение направиться на дер. Мальку, находившуюся на возвышенности в 4-х верстах от нашего правого фланга, где они ясно видели, как мы заготовляли фураж и складывали сено в большие стога, что вызывало у них большую зависть. Но наши казаки заметили их, и тогда генерал Булатов, с тремя каре корпуса Эссена, отправился к ним навстречу и, после трехчасового сражения, в котором мы потеряли около 50 человек, турки были принуждены отступить.

5-го сентября вечером 2 или 3 турка, вообразив, что наши казаки хотят отбить их лошадей, которые за недостатком фуража должны были пастись на лугу, перед лагерем, произвели несколько выстрелов; казаки им ответили, и вскоре, как обыкновенно, на нашем правом фланге возгорелось довольно живое дело [127].

Я взял с собою три каре Булатова и, вместе с Эссеном, двинулся против турецкой конницы. В это время наши казаки, так мало проявившие свою деятельность 3-го числа и получившие за это выговор от Эссена, под начальством храброго Сысоева, которому не нужно было два раза повторять об атаке, произвели великолепную атаку, какую мне редко приходилось видеть у казаков.

Они в один момент опрокинули турок, взяли много пленных, захватили 3 знамени и порубили до 500 человек, среди которых погиб племянник визиря Гийж-ага, командовавший сначала в Никополе, а теперь приехавший сюда, чтобы повидаться с дядей. Наша потеря состояла в 70 казаках.

10 сентября у нас произошло серьезное дело. В ночь с 9-го на 10-е число турки построили сильный редут перед центром своего укрепления, очень близко от нашей первой линии. Эта постройка производилась так тихо, что мы узнали о ней только утром. Тогда мы, не ожидая никаких приказаний от главнокомандующего, совершенно произвольно начали наступательное движение, вызвавшее генеральное сражение, которое могло бы обратиться в решительное, если бы того захотел Кутузов.

Заметив, что значительный по размерам турецкий редут не был еще окончен и турки не успеют закрыть его с тыла, я решил его захватить.

Когда вся первая моя линия начала наступление, то турки толпою вышли из своего лагеря и напали на наш левый фланг. Эссен и Булатов не успели подойти на помощь, и тут-то началось кровопролитное дело, затянувшееся очень долго. Наши казаки произвели две блестящие атаки и причинили туркам большие потери, но и мы немало пострадали от огня неприятельских батарей, особенно от расположенных по ту сторону Дуная, причинивших нам немало потерь.

Вслед за сим, взяв с собою Староингерманландский полк и Петербургских драгун, я направился к редуту и занял передовую позицию на расстоянии половины выстрела; вместе с тем я выставил 22-пушечную батарею (из коих 6 были 12-фунтовые) и открыл огонь.

Видя это, Кутузов послал мне приказание отойти оттуда, а когда я явился к нему на возвышенность, он велел мне снова начать атаку. Тогда я приказал генералу Энгельгардту наступать со Староингерманландским полком, который так же, как и его командир, во время всей кампании вел себя необыкновенно смело и энергично.

Впереди я снова выставил 22-пушечную батарею и в первый раз присоединил к ним 8 полковых пушек; в общем это составило 30 орудий, которые, будучи хорошо направленными, причинили туркам огромные потери. На наши залпы турки отвечали выстрелами из своих 8-ми пушек, которые им удалось протащить в редут вместе с пушками из старого укрепления и с батарей левого берега. От этой массы выстрелов в воздухе стоял почти непроницаемый дым, а снаряды падали как град.

Во всей моей военной жизни я редко испытывал то, что пережил в этот день. Может быть, я был не на своем месте, но я чувствовал, что здесь было пропущено столько удобных и выгодных для нас моментов, что во мне явилась потребность разом все покончить; я прямо желал разделить участь моих храбрых солдат. Я давно уже заметил, что русский солдат, хотя по натуре сам и очень смел, но любит, когда его генерал идет вместе с ним.

Поставив на левом фланге каре 37-го и 45-го егерских полков, левее их Ливонских драгун, я предложил Эссену усилить правый фланг и стать рядом с Архангелогородским полком. Расположив таким образом войска, я отправился пешком осматривать редут и, находясь в 200 шагах от него, я увидел, что вход в него с горжи оставался совершенно открытым. Тогда у меня быстро родилась мысль приказать Ливонским драгунам заскакать большим галопом в тыл редута, а пехоте в это время напасть с фронта на оба фаса его.