Михаил Кутузов - Тактика победы

Этим днем гр. Мантейфель совершенно искупил все свои слабости и ошибки в Рущукском сражении, а Белорусский гусарский полк вернул себе снова свою прежнюю репутацию. В этом деле, где все наши войска блестяще вели себя, мы потеряли 400 человек, потери же турок были весьма значительны, одних албанцев погибло в редуте и потоплено в Дунае до 700 чел. Полученная нами добыча была весьма значительна.

Ночью, чтобы сменить сражавшиеся войска, для охранения берега Дуная я послал Белостокский полк. По несчастной случайности патруль наших егерей заблудился и, приняв Белостокский полк за неприятеля, начал стрелять по нему. Эта страшная ошибка была сейчас же замечена офицером, и огонь был остановлен, но жертвой этого заблуждения было 16 убитых солдат со своим командиром полка генералом Гинкулем.

Человек лет 50, постоянно служивший или комендантом или плац-майором, но никогда не бывавший в боях, Гинкуль только накануне прибыл в полк и радовался, что может приобрести опытность в военном деле, но учиться было уже поздно. Одна из пуль попала ему в сердце.

После дела я велел построить еще одно сильное укрепление на Дунае и этим отнял у турок всякую возможность добывать себе фураж.

Пленные и дезертиры турки решительно объявили нам, что они терпят во всем лишения и что вообще они недовольны своим положением. Визирь их удерживал силою на левом берегу Дуная, так как через дезертирство он потерял чуть не половину своей армии. Вообще, у турок мало отдельных дезертиров и недругов [128], но паши и аги, имеющие свои собственные войска, теряют целые банды, которые уходят от них, когда к тому представляется удобный случай или когда климат делается для них слишком суровым.

Мухтар и Делли-паши, имевшие в нашей кампании 12 000 албанцев, не сохранили у себя и 2500 человек, из которых они потеряли большую часть 23 сентября [129]. Эти два паши, которых визирь никак не мог принудить перейти на левый берег Дуная, расположились около Рущука только с 300 человек, были вынуждены отдать визирю всех остальных своих людей.

У визиря осталось только 15 тысяч, из которых 3500 было конницы, лошади которой были очень худы и изнурены.

Не проходило ни одного дня без того, чтобы у нас не происходило боя или перестрелки, так что мы смело можем сказать, что мы сражались с самого перехода турок через Дунай до их сдачи – словом, 94 дня подряд.

Хотя все это время мы были на биваках и почти всегда находились под ружьем, у нас было мало больных, в войска даже присылали на поправку значительное число выздоравливающих из госпиталей. Никогда, кажется, наших солдат так хорошо не кормили, не берегли и не утомляли, как во времена Кутузова. Благосостоянию также много содействовала и погода, так как ужасающая жара, бывшая роковой для наших войск, сильно уменьшилась.

Первоначально визирь, совершая свой смелый переход, имел целью помешать нам сделать то же самое, но теперь, по прибытии с Днестра двух дивизий и 6 казачьих полков, он опасался, как бы мы сами не перешли в наступление. Он, конечно, не знал, что нам строго приказано было вести только оборонительную войну и что сам Кутузов, по своему характеру, не способен был ни на какое предприятие.

Визирь хотел снова перейти Дунай и занять зимние квартиры, когда время года уже не позволит нам двигаться; но когда он увидел, что мы совершенно спокойно оставались на наших прежних позициях, то он решился построить еще несколько редутов и подземных галерей и оставить на зиму, на этой стороне Дуная, 10 тысяч человек, что для нас было бы весьма стеснительно. Такое же приказание визирь отдал Измаил-бею, находившемуся около Видина.

Если бы туркам удались все их планы, то мы были бы принуждены окружить их и усиленно наблюдать за ними, что, конечно, было бы слишком утомительно для наших войск и мы бы понесли большие потери; в другом случае нам пришлось бы вести правильную осаду против этих двух укреплений.

Если бы визирь имел намерение помешать нам действовать наступательно, ему не следовало высаживаться у Слободзеи и утверждаться на острове Кошара, перед Рущуком, под его орудиями, а лучше было бы принудить нас остаться на месте, хотя нам только и оставалось так поступить.

Вот уже прошло 6 недель, а мы все еще стояли друг против друга. Такое положение становилось утомительным, скучным и, наконец, прямо постыдным, тем более, что у нас было много выходов и все более или менее хороших, но Кутузов ни на что не решался. Армия роптала, а генералы были в полном отчаянии.

Марков, Сабанеев и я, мы долго уговаривали нашего старого главнокомандующего решиться на наступательное действие, так как мы твердо были уверены в успехе, что действительно и случилось, но Кутузов ничего не хотел слушать, и мы только понапрасну теряли время и свой труд.

Он по целым дням не выходил из своей палатки, проводя время в еде, тратя на свой обед по 3 часа, а затем 2 часа давал на отдых своим глазам и так пропадал весь вечер; утром было то же самое: он вставал в 10 часов, слушал важные бумаги и делал разные заметки, что нередко занимало у него время до обеда. В течение всей блокады он ни разу не посетил ни редутов, ни войск! Так нельзя командовать армией, но зато он был счастлив.

Когда подошли последние эшелоны 15-й дивизии, то они заняли Слободзею, Калараш, Обилешти, Родован и пр.; все эти отряды были под начальством старого генерала Гампера, отважного и деятельного генерала.

Мы опасались, чтобы турки не перешли Дунай в Туртукае, где можно было очень удобно высадиться, а затем уже по левому берегу Аржицы идти прямо в Бухарест. По дороге туда не было ни одного ручейка, но были возвышения, которые могли бы помешать движению конницы.

По правому берегу можно было бы также из Туртукая попасть в Петрики, где был наш вагенбург, и, обойдя с обеих сторон понтонный мост, который мы имели в Негоешти, занять его 500 всадниками, пройти мимо Ольтеницкого редута, откуда наша пехота не могла бы преследовать турок, могли бы сжечь этот мост и произвести панику в Бухаресте.

Чтобы предотвратить эту катастрофу, Кутузов признал необходимым принять серьезные меры и приказал восьми судам нашей флотилии спуститься по реке и стать против Туртукаи; затем послал в Корнажи, по правому берегу Аржича, полковника Грекова 8-го с казачьим полком; Гампер был послан в Лунке, где ему приказано перейти мост и стать в Негоешти. Таким образом, отряды Гампера и Грекова соединялись в Слободзее и в Калараше, также установлено сообщение за происходящим в Силистрии.

Вскоре мы узнали, что в этом городе было не более 300–400 вооруженных людей, а остальные жители города были заняты жатвой; в Туртукае же оставался лишь слабый отряд, не имевший даже пушек.

Тогда Кутузов поднял вопрос, чтобы Гампер со своими отрядами перешел Дунай у Силистрии или у Туртукая и, после того как он займет эти места, двинуться по Шумлинской дороге до самого Разграда, заняв который прекратить сообщение обозов с армией визиря. Так как это был последний город, через который турецкий обоз приходит в лагерь визиря, то такая демонстрации заставила бы его вернуться.