Федор Ушаков - Святое русское воинство

Мы не станем отыскивать побудительных причин этой перемены отношений некоторых лиц к заслуженному адмиралу, ни того, действительно ли она в то время существовала; но можем только присовокупить, что Ушаков принадлежал к тем поборникам славы русского оружия, которые глубоко проникнуты были строгим исполнением своего долга и основывали это чувство на высоких христианских началах и на беспредельной преданности государю и отечеству.

«Взятие крепости на острове Корфу произвело несказанное удовольствие в публике, – доносил государю Томара 16 марта 1799 года, – тем более что многие из министров турецких в последнее время открыто говорили, что крепость без надлежащей осады и обыкновенно употребляемых при атаке средств взята быть не может».

Султан Селим III, в знак особого своего благоволения, пожаловал адмиралу Ушакову драгоценный бриллиантовый челенг (султан или перо), соболью шубу и 1000 червонцев; кроме того, 3500 червонцев для раздачи офицерам и нижним чинам русской эскадры. Подарки препровождены были Ушакову при лестном письме верховного визиря.

Впоследствии, и именно в июне 1800 года, перед возвращением русской эскадры в черноморские порты, жители семи Ионических островов, в знак признательности за освобождение от неприятеля и за утвердившееся у них правление, спокойствие и порядок, поднесли Ушакову через особые депутации: золотую шпагу, украшенную алмазами, и медали с различными надписями; при этом депутации произнесли речи, исчислявшие его заслуги, благотворительность и справедливость.

Действительно, правдивость и приветливость привлекли к нему всех жителей; они с восторгом произносили его имя и беспрестанно выражали благодарность свою. Он ходатайствовал у государя о награждении многих духовных лиц, дворов и мещан крестами, медалями и разными подарками, за преданность и усердие к русской эскадре. Граф Булгари в особенности содействовал к покорению Корфу.

За несколько месяцев до поднесения Ушакову даров этих, некоторые жители острова Занте в октябре 1799 года поднесли лорду Нельсону шпагу и трость, украшенные бриллиантами, и в письме, подписанном шестью старшинами, называли его главным виновником изгнания французов из тех мест.

Ушаков не без огорчения узнал о поступке этом и приписывал его интригам английского консула на Занте, грека Форести, который, будучи облагодетельствован адмиралом, заплатил ему неблагодарностью. В письме к Томаре, от 25 января 1800 года, он говорит: «Наверное, полагать можно, что через хитрости Форести, и даже, вероятно, с понуждением, нашлись в Занте некоторые неблагоразумные члены правления из дворян, которые в угодность ему послали к лорду Нельсону шпагу и трость с бриллиантами, будто бы от всего общества, причем, по некоторым объяснениям, именуют его избавителем Ионических островов.

Нельсон принял это точно таким тоном, как бы письмо и объявление их принимает дороже всех драгоценностей и подарков, и хотя объяснения их в сущности несправедливы, но он их за то весьма благодарит, то есть сими словами сам себя называет настоящим их избавителем. Когда на прочих Ионических островах узнали о таковом худом и бесчестном поступке дворян острова Занте, писавших к Нельсону, с наименованием его своим избавителем, то все вообще обыватели беспредельно на них негодуют, почитая их глупцами или сумасшедшими».

Долгом поставляю рекомендовать господам командующим по учиненным сигналам по востребованиям чинить точное исполнение, нимало неупустительно, без наималейшего замедления.

Как скоро сигнал учинен будет, вместо всякого другого ответа исполнение ту ж минуту начато быть должно; ни под каким видом не должно медлить, а показать точный вид парусами и действием, что об оном есть прилежное старание и исполняется.

В места свои входить, хотя бы кто и близко был оного, непременно спешить подо всеми парусами, отнюдь не обнадеиваться на скорый ход корабля или фрегата, и притом парусов не убирать прежде, пока не будет в надлежащей своей дистанции, тогда убирать паруса; буде велика скорость, можно приостановить положением парусов на стеньгу, а потом ту ж минуту их наполнить и держаться в своем месте дистанции и на малое время отнюдь не распространять.

При всяком случае стараться в свое место входить как наискорее, к тому каждому и приискивать легчайший способ такой, чтобы отнюдь не замедлить, ибо всякое излишнее промедление считается неисправностию или незнанием правил, к эволюции принадлежащих, и почитается неудовольствием, хотя бы и сигнал об оном не был, каждой сам себя в том признать должны.

Замечаю я, некоторые входят из-под ветра чрез поворот в свое место в линию галса, до другого поворота продолжают весьма излишне далеко, даже из подветренной в наветренную колонну входят, и чрез то делается великое упущение и напрасное продолжение времени, посему рекомендую второй поворот делать ближе к надлежащему своему месту и отнюдь далеко галс не продолжать; словом, повторяю то ж, что приискивать легчайший способ быть как наискорее в своем месте, исправность эволюции требует непременно такового исполнения.

Стараться избегать напрасных двух поворотов чрез оверштаг; если кому случится быть впереди, то после первого поворота входить в кильватер, за кем быть должно, спускаясь по ветру, и столь близко за корму и с таким видом, как бы схватиться за него должно, дабы отнюдь от него малейше не отстать и дистанции при первом случае не потерять.

Впрочем, приказы мои, отдаваемые во флот прошлых годов, при отдаче сигнальных листов и книг на всю эскадру отданы к надлежащему исполнению, почему и приказать сей отданный от меня приказ и те вахтенным командирам иметь на шханцах и сдавать один другому к исполнению с наистрожайшим подтверждением, чтобы отнюдь противу оных упущения не было, о чем господам командующим иметь наиприлежнейшее старание.

Повторяю еще, чтобы все таковые приказы вахтенные офицеры прочитывали по нескольку раз и все требования оными помнили бы непременно и исполняли, что как быть должно. В противном случае, если кто из вахтенных спрошены будут и по оным не будут знать ответствовать, на таковых взыскано будет за упущение и нерадивость.