Энтони Бивор - Высадка в Нормандии

Из всех наступлений, предпринятых в Нормандии, «Гудвуд» был для врага наиболее очевидным. Все попытки скрыть его ложными мероприятиями, включая «заранее записанные радиопереговоры», чтобы создать впечатление наступления на Комон, были обречены на провал. Даже если бы немецкие самолеты и НП в Коломбеле не засекли передвижения англо-американцев, приближение танков по такой жаре было видно издалека благодаря тучам пыли, поднятой машинами. Расставленные вдоль дороги знаки с надписью «Пыль убивает» (привлекая огонь германской артиллерии) выглядели насмешкой на фоне одетых в белые парусиновые гетры и белые перчатки регулировщиков из военной полиции: те все время подгоняли танки.

«Гудвуд» стал также провалом военной разведки. Даже используя для аэрофотосъемки истребители «Мустанг», штаб Демпси все равно считал, что глубина обороны Эбербаха составляет менее 5 км. На деле же немцы имели пять линий обороны, протянувшихся до дальней оконечности гряды Бургебю – общей глубиной более десяти километров. К тому же англичане, хотя и узнали о наличии на фронте 16-й полевой дивизии люфтваффе, ни малейшего понятия не имели о количестве 88-мм орудий, прибывших в составе зенитно-артиллерийского корпуса генерал-лейтенанта Пиккерта. Потом танкисты станут проклинать разведчиков, обзывая их «гадалками».

В ту ночь 11-я танковая дивизия первой переправилась по мостам через Орн на плацдарм к востоку от реки. Несмотря на то что Монтгомери пересмотрел план действий, штаб Демпси и не думал остужать пыл подчиненных. «Мы помчимся вперед на полной скорости!» – объявил своим офицерам командир одной из бригад 7-й танковой дивизии. «Нас, вне всяких сомнений, ждет гораздо более масштабное сражение, чем при Аламейне, – записал в дневнике командир батальона 13/18-го гусарского полка. – К востоку от Орна все так забито войсками и техникой, что трудно даже поверить, если не увидишь сам – ни один сад не пустует, ни одно поле». Возможно, что воспоминания о североафриканских победах были вызваны еще и сильной жарой вкупе с ужасной пылью, «по общему мнению, сравнимыми с пустыней», а также тучами комаров. Солдаты жаловались, что армейский репеллент лишь еще больше привлекает насекомых.

Офицеры Гвардейской танковой дивизии очень хорошо понимали, что в Северной Африке они не сражались и что их ждет первое большое сражение. Художник-декоратор Рекс Уистлер, хотя и был на пятнадцать лет старше других командиров рот танкового батальона Уэльского гвардейского полка, горел желанием отправиться в бой вместе со всем батальоном. И он не считал войну достаточным основанием для того, чтобы бросить живопись. Еще в Англии Уистлер заказал у деревенского кузнеца металлический ящик, который можно было закреплять снаружи башни танка. Там он хранил краски, кисти и небольшие холсты. Но, будучи младшим офицером батальона, он отвечал за похороны убитых, и двадцать деревянных крестов, которые приходилось возить на танке, вызывали у его экипажа суеверный страх.

Как и поэт Кит Дуглас, Уистлер предвидел свою смерть. Он сказал другу, что хочет быть похороненным не на большом военном кладбище, а там, где погибнет. Незадолго до того, как командир дивизии генерал-майор Адэр созвал офицеров на совещание, Уистлер написал последнее письмо своей матери, сидя в саду, где стояли его танки. Он положил в конверт «несколько листьев омелы с дерева над моим биваком» – куском брезента, натянутым рядом с танком для отдыха экипажа. В сумерках 17 июля Френсис Портал, однополчанин Уистлера, обратился к нему, пока двигатели танков прогревали и проверяли в последний раз. «Полагаю, увидимся завтра вечером», – сказал Портал на прощание. «Надеюсь», – печально отозвался художник.

Все высшее командование союзников молилось о том, чтобы Монтгомери совершил наконец прорыв. Даже его недруги в Королевских ВВС, включая Харриса, не возражали против запрошенной им массированной поддержки с воздуха. Командир авиасоединения маршал авиации Конингем, который больше всех не любил Монтгомери, горячо желал ему успеха, поскольку нуждался в площадках для полевых аэродромов. Главный маршал авиации Теддер, в частном порядке обсуждавший с Конингемом, как им добиться отстранения Монтгомери, отправил командующему армейской группой письмо с заверениями, что ВВС будут в полном его распоряжении для реализации «Вашего далекоидущего решительного плана».

В 05:30 18 июля первая волна бомбардировщиков пришла с севера и нанесла удар по намеченным целям. За следующие два с половиной часа 2000 тяжелых и 600 средних бомбардировщиков английской и американской авиации сбросили 7567 тонн бомб на участок в 6,5 км по фронту. Это была крупнейшая в истории операция по поддержке наземных сил с воздуха. Внесли свою лепту в общее дело и боевые корабли Королевских ВМС, стоявшие на рейде у берега. Ожидавшие начала боя танкисты забирались на башни своих машин, чтобы посмотреть на впечатляющие тучи пыли, вздымаемые разрывами, которым, казалось, конца не будет. Зрители не могли даже представить себе, что хоть один враг выживет после такого удара.

Действительно, после этого рукотворного землетрясения немцы были оглушены и ошеломлены. Отовсюду неслись вопли раненых и обезумевших. Кое-кто застрелился, не в силах выдерживать грохот, ударные волны и дрожь земли. Тяжелые танки «Тигр» взрывами валило набок или зарывало до половины в громадных воронках. Но за плотной стеной пыли и дыма англичанам было не видно, что бомбы в большинстве легли далеко от целей. И они по-прежнему ничего не ведали о том, что Эбербах создал пять линий обороны. Главную из них, протянувшуюся вдоль гряды Бургебю, предстояло прорвать в случае, если 2-я армия двинется на Фалез. Но на эту линию бомбы и не падали [211].

3-й Королевский танковый полк продвигался вперед во главе наступающей 11-й танковой дивизии. Впереди лежали пологие холмы, почти сплошь занятые полями созревающей кукурузы; там и сям были разбросаны селения с крепкими нормандскими каменными крестьянскими домами, утопающие в фруктовых садах. Местность понижалась по мере приближения к главной цели – гряде Бургебю, которую англичане сразу окрестили «Баггерсбас» [212].

Очень скоро стал очевиден основной недостаток плана наступления. 51-я Шотландская дивизия создала перед своими позициями минные поля, нанеся их на карты весьма небрежно. Генерал О’Коннор решил, что разминировать их все незаметно для немцев не получится (хотя на тот момент подобная предосторожность была уже совершенно излишней), поэтому ночью были расчищены с дюжину узких проходов, что замедлило темп общего наступления и привело к катастрофическим последствиям.