Энтони Бивор - Высадка в Нормандии

В один из первых дней вторжения из Троарна доставили трех тяжелораненых десантников-канадцев. Один из них, лейтенант, стал громко ругаться, когда понял, что врач хочет ампутировать ему правую руку. Позвали переводчика, и лейтенант объяснил, что по профессии он художник. Хирург согласился попытаться спасти ему руку. Во время операции лейтенант едва не умер, но его выручила медсестра, которая легла на стол и дала свою кровь для прямого переливания.

Всех сотрудников Бон-Совер потряс случай, который произошел, когда в больницу доставили хозяина одного кафе с пулевым ранением в бедро. Выяснилось, что тот, выпив лишнего, стал стрелять в солдат «Гитлерюгенда», которые грабили его кафе (а грабили они тогда всех подряд). Во время операции ворвался офицер-эсэсовец с автоматом в руках. Он стал избивать лежащего на столе пациента, требуя ответа: стрелял ли тот в немецких солдат? Хозяин кафе ничего не отвечал – был не в силах. Тогда эсэсовец выпустил ему в грудь очередь из автомата, убив пациента на глазах медиков.

Сколько всего жителей пытались укрыться в монастырях Бон-Совер и Мужском, точно неизвестно, а приблизительные оценки сильно расходятся. В любом случае намного больше трех тысяч. Церковь Сент-Этьен тоже была битком набита беженцами, которые спали там на соломе, «словно в Средние века». Вновь сослужили службу давно забытые старые колодцы – они стали единственным источником питьевой воды. Юноши и девушки добывали для всех продовольствие, обшаривая кладовки в разрушенных домах, а то и отправлялись в близлежащие деревни, старательно избегая встречаться с немецкими патрулями. На мясо нередко шел скот, убитый бомбами и снарядами. Легко было раздобыть молочные продукты: крестьяне все равно не ездили на рынок и не могли ничего там продать. В основном приюте для тех, кто лишился крова, женском монастыре Младших Сестер Неимущих, 500 укрывшихся там жителей едва ли не жаловались на то, что их бутерброды слишком густо намазаны маслом. (А в Париже в это время цены на масло на черном рынке взлетели до небес.) За стенами этих благословенных приютов, в самом Кане, было мрачно и тяжко, как в морге. Крысы разжирели, питаясь погребенными под развалинами трупами, да и бродячие собаки высматривали руку или ногу, торчащую из-под груд обломков.

Вишистские власти в Париже попытались хоть чем-то помочь жителям Кана. Управление социального обеспечения направило туда под наблюдением г-на Гуино два грузовика с продовольствием и одеялами и полевую кухню. Путешествие оказалось опасным. Немецкие солдаты в Лизье в каждом французе видели «террориста» Сопротивления. Французского полицейского они застрелили средь бела дня на улице только потому, что у того на поясе висела кобура с табельным пистолетом. У мсье Гуино было поручение – доставить в Лизье 100 миллионов франков, поскольку все банки в Кане лежали в руинах. Когда над колонной из Парижа показались англо-американские истребители, французы отчаянно замахали огромным белым флагом, и самолеты отвернули в сторону.

Обратный путь, после доставки по назначению денег и припасов, оказался еще труднее. В немецкой военной комендатуре в Кане им выдали пропуск, но предупредили, что эсэсовцы мало внимания обращают на такие бумажки. За Лизье колонну обстрелял немецкий патруль, решивший, что это грузовики бойцов Сопротивления. Мсье Гуино и несколько человек из его группы получили ранения. Тем не менее эта поездка положила начало регулярной доставке помощи, которая в общей сложности составила 250 тонн грузов.

У французов, оказавшихся в тылу союзников, жизнь шла немного лучше. Один житель Лион-сюр-Мер писал: «Англичане с момента своего прихода раздают налево и направо шоколад, печенье, сахар и сигареты». Но по-прежнему не было ни электричества, ни воды (разве только из колодцев), а питаться большинству удавалось лишь тем, что выращивали у себя на огородах. Слухи ходили самые невероятные. Так, многие считали, что плавающие танки преодолели весь путь через Ла-Манш совершенно самостоятельно, а иные утверждали, будто танки прошли по дну моря, словно субмарины на гусеницах. Очень часто англичане не дарили жителям сигареты и сласти, а обменивали на молоко, яйца, на мясо убитых коров и свиней. Быстро установился неофициальный обменный курс – le troc: два свежих яйца за одну банку тушенки.

Меновая торговля поразительно быстро распространилась и на другие товары. Врач 2-го полевого перевязочного пункта отметил в дневнике: «7 июня приехал старший офицер военной полиции. Его джип был завален подарками для раненых: плитками шоколада армейского образца, конфетами, печеньем, сигаретами. Оказывается, утром военная полиция накрыла бордель, открытый тремя предприимчивыми дамочками в день “Д” прямо на стоящем у берега подбитом десантном катере, и конфисковала найденную “валюту”». Нередко английские моряки, уже хорошо выпившие, но желающие выпить еще и еще, обходили все дома на побережье, изрядно надоедая жителям.

Один из своих первых временных аэродромов со взлетно-посадочными полосами из решетчатых стальных плит англичане соорудили близ Ле-Френ-Камийи и присвоили ему номер Б-5. Здесь толпились французские ребятишки, привлеченные видом военной техники. Они быстро подружились с летчиками и солдатами подразделений наземного обслуживания. 15 июня здесь разместилось авиакрыло [165]«Тайфунов», готовившихся к налету на штаб немецких танковых войск в замке у Виллер-Бокаж. Когда пилоты сажали свои машины, аэродром подвергся артобстрелу, и экипажам пришлось срочно прятаться в щелях. Летчики хорошо знали, как сильно их ненавидят немцы, поэтому многие носили пехотное обмундирование защитного цвета, надеясь, что в этом случае их хотя бы не разорвут на части, если самолет будет сбит над вражеской территорией. С учетом того, что летчики всегда смотрели на «серенькую» пехоту свысока, довольно забавно, что они заимствовали у пехоты обмундирование.

Военные врачи старались помочь раненым гражданским всем, чем можно. В деревне близ укрепленного немецкого радарного комплекса Ла-Деливранд во дворе школы разорвался снаряд. Восемнадцатилетней дочери одного учителя оторвало руку по плечо. Доктора поблизости не было, но «в то утро деревню заняли английские солдаты, и первое, чем они занялись, – стали оказывать помощь раненым». О девушке позаботился батальонный врач с двумя санитарами: ее доставили сперва на эвакопункт под Эрманвилем, а потом переправили через Ла-Манш и лечили в Нортвуде, куда доставляли и других раненых-французов из числа мирных жителей.

Начали сбываться опасения генерала Демпси о том, что фронт застопорится на одном месте. Королевский Ольстерский стрелковый полк, овладев Камбом, простоял там больше месяца. Командир взвода лейтенант Сирил Рэнд сравнил этот период с детской игрой «музыкальные стулья» [166], только вместо музыки и стульев здесь были вражеские артобстрелы и щели, в которые приходилось проворно нырять. Полковой капеллан отец Джон О’Брайен выпрашивал у интенданта побольше рома и обходил передовые позиции, угощая солдат, а то и перекидывался с ними в картишки прямо в окопах. У О’Брайена хватало работы: ему нужно было заботиться и о мертвых, и о живых. Во время короткой панихиды у открытой могилы одному стоявшему рядом офицеру-новичку стало дурно. Он упал на колени и стал сползать в могилу. Капеллан ухватил его за китель и удержал, приговаривая: «Не нужно так торопиться. Всему свое время».