Макс Хейстингс - Первая мировая война. Катастрофа 1914 года

В дефиците были и ветеринары: несмотря на имеющиеся в пехотной бригаде 480 лошадей, все ветеринарные врачи были приписаны к кавалерии и артиллерии. Многие лошади попадали в руки самых настоящих коновалов, неопытных и невежественных, которые только приближали печальный конец. Техника нехватку живой силы компенсировать не могла, поскольку все войска страдали от ненадежности примитивного моторного транспорта. В дневнике лейтенанта Эдуарда Хэкера, командовавшего отделением службы тылового обеспечения британских экспедиционных войск, описан один день отступления: «У одного из грузовиков (Thorney) воспламенились перегревшиеся тормоза. У другого (Wolseley) забился маслопровод. <���…> На Halley мы повредили топливную трубку, пришлось паять» {622}. От подобных неурядиц не была застрахована ни одна армия, идущая по Франции, в том числе и кайзеровская. Качество обслуживания техники, и без того невысокое, стремительно падало. Во время наступления все до единой немецкие колонны катастрофически нарушали нормы мирного времени по эксплуатации автомобилей, предписывающие проезжать не больше 100 км в день, чтобы оставалось время на техосмотр и ремонт. К сентябрю в войсках Мольтке вышли из строя 2/3 из имеющихся 4000 грузовиков.

Формирования Ланрезака теперь развертывались к югу от Эны, в 100 км северо-восточнее Парижа. Армия Манури, о существовании которой немцы пока не подозревали, собиралась в 40 милях к северу от столицы. Позади обеих располагались экспедиционные силы. Жоффр рассчитывал на помощь британцев при нанесении планируемого им сокрушительного удара по открытому флангу Клюка. Если сэр Джон Френч со своими войсками будет бездействовать во время наступления обеих армий Жоффра, между ними образуется зияющая брешь. «Но я не могу их [британцев] об этом просить, учитывая, что пока ничего от них не дождался, – писал генерал военному министру 1 сентября, добавляя мрачно: – Да и в любом случае, не уверен, что они согласятся». Главной проблемой для него при подготовке контрудара в последующие дни стало убедить недалекого и склонного к детским обидам главнокомандующего британскими войсками принять участие в сражении.

К счастью для Жоффра и союзников, в тот день Китченер ясно дал понять сэру Джону, что британское правительство не потерпит вывода войск из Франции в одностороннем порядке. Военный министр переслал главнокомандующему в Военный кабинет копию своей телеграммы, отправленной вечером в среду: «Войска Френча находятся на линии фронта, где они и останутся, сообразуясь с действиями французской армии, но в то же время проявляя осторожность, чтобы ни в коем случае не остаться без поддержки с флангов». Сам Китченер впоследствии не сомневался, что именно его беседа с Френчем и последующие распоряжения заставили главнокомандующего отказаться от намерений как можно быстрее увести свои войска к побережью.

После сентябрьских сражений Галлиени стал приписывать себе заслугу разработки и исполнения плана разворачивающейся сейчас атаки. Это было нелепо. Жоффр собирался предпринять контрнаступление на севере еще до того, как Галлиени назначили комендантом. Оба пришли к одному и тому же решению независимо друг от друга, и командовал операцией Жоффр. Однако энергия и предприимчивость коменданта сыграли существенную роль в формировании, а затем и доставке на поле боя армии Манури. Квинтэссенцией его усилий стала мобилизация всех транспортных ресурсов французской столицы для переброски войск – так появились легендарные «марнские такси». Такси действительно сослужили службу фронту, однако перевезли они всего 4000 человек, одну-единственную бригаду, из 150 000 солдат 6-й армии. Тем не менее Галлиени заслужил место в одном ряду с другими выдающимися личностями того времени, тогда как более слабые духом попросту ломались.

Возглавил список этих малодушных, разумеется, Шарль Ланрезак. 3 сентября Жоффр скрепя сердце снял своего старого товарища с должности. Командующий 5-й армией был сослан в тыловые казармы Лиможа, подарившие французскому языку новый глагол limoger – «отстранить офицера от должности». Вряд ли Ланрезака утешало то, что он оказался не единственным опальным генералом: после проведенной Жоффром чистки в Лимож отправились три командующих армиями, 10 командиров корпусов и 38 командиров дивизий.

Вести о масштабных переменах вскоре достигли экспедиционных войск. Сэр Джон Френч пришел в восторг, хотя больше кого бы то ни было заслуживал «лиможирования». Воодушевились и британские офицеры более скромных рангов: 4 сентября до Гая Харкорта-Вернона дошел слух, что во главе соседних французских армий поставлены «более молодые и рьяные» генералы. Предшественников же их, согласно тем же слухам, расстреляли за трусость. «Правда это или нет, не знаю», – писал Харкорт-Вернон {623}. Отчасти правда. Хоть Жоффр и не расстрелял опальных генералов, он все же издал безжалостное распоряжение казнить рядовых солдат, признанных виновными в дезертирстве или трусости, pour encourager les autres (чтобы другим неповадно было). «Оставивших свои части, – писал Жоффр в приказе от 2 сентября, – следует отлавливать и расстреливать на месте». Результаты не замедлили ждать, солдаты быстро осознали, чем грозит им бегство с поля боя. В 1914 году французская армия в большинстве своем демонстрировала мужество и целеустремленность, особенно принимая во внимание страшные августовские испытания. Однако ее боевой пыл ощутимо поддерживали драконовские меры, приводимые в исполнение расстрельными командами.

Ланрезака сменил самый выдающийся из командиров его корпусов – Луи Франше д’Эспере, офицер с тигриной хваткой, отличившийся при Динане и Гизе (а впоследствии один из самых почитаемых французских генералов этой войны). Спирсу его голова «напоминала снаряд для гаубицы» {624}. Первое выступление нового командующего армией перед собственным штабом 4 сентября встряхнуло войска не хуже электрического разряда: он предупредил, что неисполнение приказов будет караться расстрелом и что 5-я армия должна готовиться к главному своему сражению. Однополчане жалели казненных, однако необходимость крайних мер под сомнение практически не ставилась. Бывший жандарм Жюль Аллар, призванный в ряды военной полиции, вместе с капелланом и юристом сообщил одному из обвиненных рядовых о вынесенном смертном приговоре. Затем все трое присутствовали при казни. Аллар отчитывался лаконично: «Отказался от повязки на глаза. [Расстреливаемый] сам отдал команду стрелять; доктор удостоверяет смерть. Для него умереть оказалась достойнее, чем жить» {625}.

3 сентября Галлиени ненадолго оторвался от организации обороны французской столицы, чтобы встретиться с несколькими членами дипломатического корпуса, которые не бежали в Бордо {626}. Его тепло приняли американский и испанский послы – причем последний ясно дал понять, что победа Германии его обрадует. Норвежский посол не только придерживался такого же мнения, но и предлагал взять на себя роль посредника в мирных переговорах, когда немцы войдут в город.