Валентин Рунов - Легендарный Корнилов. «Не человек, а стихия»

Но Корнилов вскоре понял, что теперь офицерам будет очень трудно подчинять своей воле и держать в повиновении вооруженных людей. Страна теряла армию и начинала падать в пропасть. «Никто не желал нести службу, дисциплина упала до нуля, офицеры не могли сказать слова без риска угодить на штыки, – писал он. – Митинги и пьянство – вот что составляло быт петроградского военного округа. Двоевластие – Петросовет и Временное правительство путаются в собственных распоряжениях, никто не желает исполнять их, кругом сущая анархия».

Корнилов по просьбе Временного правительства попробовал пресечь вспыхнувшие в столице беспорядки традиционным способом борьбы с мятежами. Он вывел в центр города сохранивших дисциплину юнкеров Михайловского артиллерийского училища. Но некоторыми членами Временного правительства это было воспринято как очевидная угроза применения оружия против разгулявшихся тыловиков. Его одернули: «Нельзя – ведь у нас свобода!».

23 апреля Лавр Георгиевич направил военному министру рапорт с просьбой вернуть его в действующую армию. А. И. Гучков посчитал целесообразным назначить его на должность командующего войсками Северного фронта, освободившуюся после увольнения генерала Н. В. Рузского. Однако Верховный главнокомандующий генерал М. В. Алексеев категорически возражал против такого решения, сославшись на недостаточный командный стаж Корнилова и «неудобство обходить старших начальников – более опытных и знакомых с фронтом, как, например, генерала А. Драгомирова». В итоге 29 апреля А. И. Гучков подал в отставку «из-за полного неподчинения ему армии», а в начале мая Корнилов получил назначение на должность командующего 8-й армии Юго-Западного фронта.

Л. Г. Корнилов, апрель 1917 г.

«Знакомство нового командующего с личным составом началось с того, – вспоминал впоследствии офицер разведывательного отдела штаба этой армии капитан М. О. Неженцев, – что построенные части резерва устроили митинг и на все доводы о необходимости наступления указывали на ненужность продолжения «буржуазной» войны, ведомой «милитарищиками»… Когда генерал Корнилов, после двухчасовой бесплодной беседы, измученный нравственно и физически, отправился в окопы, здесь ему представилась картина, какую вряд ли мог предвидеть любой воин эпохи. Мы вошли в систему укреплений, где линии окопов обеих сторон разъединялись, или, вернее сказать, были связаны проволочными заграждениями…

Появление генерала Корнилова было приветствуемо… группой германских офицеров, нагло рассматривавших командующего русской армией. За ними стояло несколько прусских солдат… Генерал взял у меня бинокль и, выйдя на бруствер, начал рассматривать район будущих боевых столкновений. На чье-то замечание, как бы пруссаки не застрелили русского командующего, последний ответил: «Я был бы бесконечно счастлив – быть может хоть это отрезвило бы наших солдат и прервало постыдное братание».

Митинг братания на фронте.

На участке соседнего полка командующий армией был встречен… бравурным маршем германского егерского полка, к оркестру которого потянулись наши «братальщики» – солдаты. Генерал со словами – «это измена!» – повернулся к стоящему рядом с ним офицеру, приказав передать «братальщикам» обеих сторон, что если немедленно не прекратится позорнейшее явление, он откроет огонь из орудий. Дисциплинированные германцы прекратили игру… и пошли к своей лини окопов, по-видимому, устыдившись мерзкого зрелища. А наши солдаты еще долго митинговали, жалуясь на «притеснения контрреволюционными начальниками их свободы».

В Петрограде генерал Корнилов познакомился с сыном русского адмирала В. С. Завойко, которому было 42 года. Он закончил Царскосельский лицей, перепродажей польских земель быстро нажил значительное состояние и сделался собственником крупного имения в Подольской губернии. Позже Завойко направил свою деятельность на нефтяные сделки и банковские операции. Создав хороший капитал, после Февральской революции он, отлично владевший пером, начал издавать в столице еженедельный журнал «Свобода в борьбе». Корнилову нравились его публикации. После встречи с Лавром Георгиевичем Завойко зачислился добровольцем в одну из дивизий, но реально он остался при штабе 8-й армии в качестве ординарца Корнилова. Лавр Георгиевич поручал ему составление тех документов, которые требовали литературного изложения материала. Влияние Завойко распространялось, конечно, и на политическое содержание документов. Вскоре он сделался буквально правой рукой генерала Корнилова и стал организатором его рекламы в стране.

Через несколько дней после вступления Корнилова в должность на его стол легла записка капитана М. О. Неженцева. В ней излагались соображения «о причинах, пассивности армии и мерах противодействия ей». Корнилов вызвал капитана на беседу. Поблескивая стеклами пенсне, щурясь и «по-гвардейски» растягивая слова, офицер увлечение развивал свои планы спасения армии. В результате главное, что он предлагал – решительные меры, исходящие от «верховной власти» и разумное проявление инициативы «снизу». Корнилова захватили эти идеи. В 20-х числах мая Неженцев начал формирование 1-го ударного полка, названного «корниловским», с тем чтобы тот своим примером внес перелом в настроение на фронте. В стальных касках, с черно-красными погонами, с эмблемой на рукаве, изображавшей череп над скрещенными мечами, корниловцы одним своим видом должны были наводить страх на тех, кто подвергся влиянию «анархии» и «разложения». Фактически же им отводилась роль преторианцев командующего армией.

Такую же роль стал играть и так называемый Текинский полк, состоявший главным образом из туркмен. Текинцы превратились в его личный конвой. В белых папахах и малиновых халатах, с огромными кинжалами на поясе, они производили достаточно грозное впечатление.

После перемены власти в стране в условиях ведения войны остро встал вопрос о назначении нового Верховного главнокомандующего. Некоторое время этот вопрос оставался как бы открытым, так как эту должность временно исполнял генерал М. В. Алексеев. Но так долго продолжаться не могло. В связи с событиями последних дней в Ставку со всех фронтов и армий постоянно поступали различные вопросы, решение которых требовало единоличной власти.

Придя к власти при поддержке М. В. Алексеева, Временное правительство, безусловно, в качестве кандидата на пост Верховного поддерживало его кандидатуру. Но Временный комитет Государственной думы на этот счет имел свое мнение, и предлагал кандидатуру генерала А. А. Брусилова. В обоснование этого предложения 18 марта Родзянко отправил министру-председателю Временного правительства князю Г. Е. Львову письмо, в котором давался нелестный для Михаила Васильевича отзыв, и делался вывод о том, что он по ряду моментов не подходит для поста Верховного главнокомандующего. И уже утром следующего дня Временный комитет думы рассмотрел этот вопрос, и постановил: «Признать, что в интересах успешного ведения войны представляется мерой неотложной освобождение генерала Алексеева от обязанностей верховного главнокомандующего, что желательным кандидатом (по рекомендации Родзянко) является генерал Брусилов». При этом подчеркивалось, что «общее руководство ведением войны, за исключением стратегии, управления и командования всеми сухопутными и морскими силами, должно быть сосредоточено в руках Временного правительства».