Яков Нерсесов - Маршалы Наполеона Бонапарта

Эрцгерцог Карл воспользовался выпавшим шансом: все свои силы он бросил против защитников предмостных укреплений, и Асперн был отбит австрийцами. Одновременно Карл произвел атаку на Эслинг, и французы были выбиты и оттуда.

Ланн повел себя в критической ситуации чисто по-ланновски: он приказал всем стоять насмерть и… бросил конницу Бесьера в серию яростных атак. Кавалеристы в тот день понесли большие потери, бесстрашно идя в бой без пехотной и артиллерийской поддержки (у тех и других быстро закончились боеприпасы, а новые подвезти было невозможно). Они покрыли себя славой, как и все остальные солдаты, сражавшиеся в тот день на плацдарме, пока их саперы отчаянно работали на мосту. На глазах Ланна был убит первоклассный пехотный генерал Сент-Илер, которому сам Бонапарт после Регенсбургской операции пообещал маршальский жезл! Затем прямо перед Ланном пушечное ядро разорвало в клочья его старого боевого товарища генерала Пузе. Потом наступило временное затишье, и маршал, страшно расстроенный смертью Пузе, медленно пошел в сторону деревни Энцерсдорф, расположенной неподалеку от кирпичного завода Эслинга. Там он уселся на берегу, погруженный в мрачные раздумья. Через несколько минут к нему приблизилась группа солдат, несущих на плаще тело мертвого друга. Ланн встал, отошел на несколько шагов и присел на краю окопа. Только он закинул ногу на ногу, как прилетело вражеское трехфунтовое ядро и ударило маршала, раздробив колено одной и перебив сухожилия другой ноги. Такое ранение в те времена считалось смертельным.

Скорее всего, лихой гасконец предчувствовал свою близкую гибель. Последнее время он очень часто вслух вспоминал детей. А в один из моментов Эслингской мясорубки и вовсе коротко бросил своим адъютантам: «А ведь это мое последнее сражение!»

Между прочим , именно Ланну с легкой руки очень популярного в России отечественного наполеоноведа Е. Тарле долгое время ошибочно приписывали бравурную фразу: «Гусар, который не убит в 30 лет, не гусар, а слабак!» Кое-кто продолжает это делать и сегодня, например Н. Троицкий в своем объемном труде «Александр I против Наполеона». Но, во-первых, Ланн в отличие от Нея, Ожеро, Келлермана-старшего и Груши никогда не служил в гусарах, как это также нередко утверждается в русской литературе. И, во-вторых, это сказал другой храбрец – лучшая сабля французской легкой кавалерии – дивизионный генерал-полковник Антуан Шарль Луи де Лассаль (1775–1809). В самом конце битвы под Ваграмом в 1809 г. шальная австрийская пуля сразила наповал удалого гусара Лассаля, когда ему было лишь немного за 30! А вот лихой вояка Ланн на самом деле сказал нечто похожее: «Те, кто утверждал, что никогда не испытывал страха, лгуны или слабаки». Не исключено, что именно использование обоими слова «слабак» могло породить путаницу.

Не понимая, что с ним случилось, Ланн все пытался встать… на ноги, кричал застывшим в столбняке адъютантам: «Я всего лишь ранен! Немедленно дайте мне руку, чтобы я мог подняться!» Даже потом он еще бодрился, восклицал: «Ничего особенного! Мои солдаты будут носить меня в атаку… на руках!» Солдаты соорудили носилки из ружей и донесли маршала до предмостных укреплений, где среди крови и воплей изувеченных людей доктор Ларрей без наркоза ампутировал ему левую ногу. Ланн стоически перенес операцию, а когда у него началась лихорадка, стал просить воды, однако врачи запретили ее давать. Тогда кому-то пришла в голову идея смачивать ткань в Дунае и потом протирать губы раненому. Что касается пищи, то она была типично походной: мясной бульон из конины, подсоленной порохом. Так как состояние Ланна было не очень стабильное, было решено повременить с его отправкой в Вену, и раненого разместили в лучшем месте деревушки Эберсдорф – в здании пивной. Ошеломленный трагической вестью Наполеон немедленно прибыл к раненому маршалу. «Ланн, друг мой, – твердил он, опустившись перед ним на колени, – ты узнаешь меня? Это я – император!» А затем уж и вовсе без всяких титулов: «Это я, Бонапарт – твой друг!» И слезы катились по его щекам. Но маршал был в шоке и ничего не отвечал.

Четыре первых дня после операции Ланн чувствовал себя удовлетворительно: он был в сознании. В разговоре с доктором Ланнефранком маршал просил: «Напишите Корвизару, чтобы он попросил мою жену, если она приедет, сильно не волноваться». И после некоторой паузы, посмотрев в глаза врачу, произнес: «Она приедет». Он не сомневался в том, что его Луиза, узнав о случившемся, обязательно примчится к нему, как она сделала это два года назад, когда маршал был ранен под Пултуском. Ланн не ошибся. Когда Луиза узнала о ранении супруга, она бросила все и вместе со своим братом полковником Геэнек полетела на перекладных в Вену…

Но еще задолго до того, как Луиза смогла прибыть в Вену, ее муж (ему уже оттяпали и вторую ногу) впал в беспамятство. В бреду призывал, командовал, пытался вскочить с постели и пойти впереди всех в атаку… А потом совершенно неожиданно лихорадка отступила, и сознание героя стало ясным. Маршал начал узнавать людей, подходивших к его кровати.

Когда он умирал, свита Наполеона во второй раз (после смерти Дезе) увидела слезы императора. Бонапарта буквально трясло от рыданий: «Ланн! Ланн! Не уходи! Прости твоего друга, твоего… генерала Бонапарта!» Император уже не замечал, что сам называет себя по фамилии, что его белый фланелевый жилет все больше и больше окрашивается кровью Ланна. В ответ умирающий от гангрены бесстрашный гасконец – единственный в Великой армии, никогда не боявшийся говорить Наполеону правду, – лишь шептал запекшимися от крови губами: «Сир, заклинаю вас, спасите армию… Сир, спасите…» Легенда французского оружия, 40-летний Ланн ушел, как всегда впереди всех, в свой последний поход – в Бессмертие.

Впрочем , говорили, что последние слова Роланда французской армии были посвящены любимой супруге и детям. В отличие от большинства наполеоновских маршалов его личная жизнь сложилась весьма драматично. В своем первом браке он оказался… в дураках! Еще лечась в Перпиньяне в 1795 г., он познакомился с Жанной Жаклин (Полеттой) Барбе-Мерик, дочерью богатого местного банкира, на которой 19 марта скоропалительно женился. Это была бойкая, жизнерадостная, элегантная и немного своенравная девушка. Во время посещения дома Полетты ее мать Мария Терезия, урожденная Моран, довольно благосклонно отнеслась к молодому офицеру. Ей импонировала опрятность Ланна: чистый мундир, почищенные сапоги, хорошо выбритое лицо, а припудренные волосы придавали сходство с офицерами «старого порядка». Она была приятно удивлена внешностью молодого офицера, так как для нее слова «революция» и «неряшливость» были синонимами. Если в бою Ланн вел себя как «храбрейший из храбрых», то в общении с женщинами был робок и стеснителен. Внук Ланна Карл писал, что дед «благоговел перед женщинами и с наивностью верил в их добродетельность». Побыв непродолжительное время со своей молодой женой, Ланн возвратился в армию. 21-летняя Полетта упросила мужа взять ее с собой. Однако молодую супругу хватило только на два месяца, и она, утомленная и недовольная суровостью армейской жизни, отправилась обратно во Францию. Уже в ходе Итальянской кампании доброхоты принялись нашептывать Ланну, что, пока он проливает кровь за республиканскую родину, его «слабая на передок» женушка тоже времени даром не теряет. Дальше – больше! Будучи в далеком Египетском походе, лежа в александрийском госпитале с тяжелым ранением в бедро, Ланн получает «радостное» известие, что спустя 13 месяцев после их последней встречи в январе 1798 г. Полетта (так ее величали в армейской среде)… 12 февраля 1799 г. родила сына! Генерал умел считать, по крайней мере в пределах бытового минимума, и без труда понял, что он-то тут не при чем. Он заочно подал на развод, но его дражайшая половинка долго и нудно доказывала в суде, что маленький Жан Клод – сын своего отца-генерала Ланна! Только так, а не иначе. Никакие логические доводы суда – ни арифметические, ни естественно-природные – она категорически не принимала в расчет! В конце концов суду это надоело, и чету развели, а ребенка объявили незаконнорожденным. Потом, уже после смерти Ланна и падения империи Наполеона, мать и сын попытаются претендовать на наследство маршала, но судьба распорядится по-своему: незаконнорожденный Жан Клод умрет в ходе тяжб, и дело закроют. Вернувшийся из Египта генерал Ланн не долго ходил в холостяках. С Каролиной Бонапарт у него ничего не получилось, но он не отчаялся и женился на дочери сенатора и администратора лесов, изумительной красавице и умнице Луизе Антуанетте Шоластик-Геэнек (1782–1856). Этот брак принес ей как счастье (жена «первой шпаги» Франции и мать пятерых детей), так и жуткую трагедию – вдовство в 27 лет! Все современники, даже женщины (признать красоту и добродетели другой женщины для которых, как правило, выше их сил!), единодушно говорили и писали, что в Луизе Ланн было что-то от прекраснейших мадонн Рафаэля. Ее внешность и мягкий, нежный характер были именно тем, что во все времена так ценится мужчинами в спутницах жизни. Луиза привнесла в жизнь мужа сердечность, покой, ласку – все то, чего не хватало Ланну при его профессии военного. Где бы он ни находился, Ланн прекрасно знал, что его любят, ждут, что ему верны.