Яков Нерсесов - Маршалы Наполеона Бонапарта

При первой же возможности, оторвавшись от военных дел, от крови и грязи полей сражений, Ланн устремлялся не в Тюильри, где видел придворные интриги, сплетни, от которых его мутило, а к своей дорогой подруге Луизе, в обществе которой импульсивный Жан отдыхал, успокаивался и набирался сил. Ланна выводили из равновесия курьеры, привозящие распоряжения Наполеона, чтобы он и Луиза явились к такому-то ужину или балу, устраиваемому в Тюильри. Ланн делился с ней всеми своими удачами, невзгодами, мечтами, мыслями и знал, что в лице Луизы он найдет понимающего, доброго, искреннего, заботливого и снисходительного к его недостаткам человека. Светские сплетницы так и не нашли какого-либо недостатка в этой безусловно первой красавице Парижа. Доброжелательная и лишенная каких-либо амбиций, она не любила сплетничать, и сам Наполеон очень часто ставил ее в пример другим амбициозным придворным дамам – маршальшам и генеральшам, тем самым раздражая их и обезоруживая. Сам Ланн обожал супругу, но жизнь военного, особенно в ту эпоху, когда вся Европа напоминала военный лагерь, коротка. Узнав о тяжелом ранении мужа, Луиза бросилась в Вену. Но уже в дороге ей сообщили, что она опоздала. Когда гроб покойного супруга по ее твердому требованию открыли, Луиза поначалу не узнала своего Жана – настолько смерть изменила его некогда красивое в своей открытости лицо. Жан Ланн из наполеоновских маршалов погиб первым, причем красивой солдатской смертью – на поле боя. С падением империи Наполеона вдова Ланна всецело посвятила себя детям, и это несмотря на то, что у нее не было отбоя от женихов, в том числе от прославленных братьев по оружию ее легендарного мужа. Она их всех мягко, но решительно отвергала, верная памяти «первой шпаги» Франции. Позднее, уже на закате своего тернистого жизненного пути, она очень просто и доходчиво объясняла свое нежелание снова выходить замуж: «Вдова Ланна не может принадлежать никому другому!» Все дети Ланна выросли достойными своего прославленного отца. Кто-то бойко поднимался по административной лестнице, кто-то продолжил военную стезю во времена Наполеона III. Сыновья маршала Луи Наполеон Леон (1801–1874), Альфред (1802–1861), Жан Эрнест (1803–1882), Густав Оливье (1804–1875) и дочь Жозефина (1806–1889) выросли достойными людьми. Ролланд французской армии весьма уважительно отзывался о сражавшихся против него австрийцах, пруссаках и русских, но презрительно относился ко всему английскому! Парадоксально, но двое из его четырех сыновей – Наполеон и Жан Эрнест – женились на… англичанках, причем очень состоятельных! Род Ланна не пресекся: и сегодня его потомки живут во Франции.

Многие ненавидели Ланна за его неумение ладить с коллегами, но почти все отдавали должное его безмерной отваге и несомненному военному дарованию. Даже такой смертельный враг (бывший закадычный друг), как маршал Бесьер, пересилил себя, подойдя к умирающему Ланну, чтобы пожать ему руку перед походом в… Бессмертие. Смерть Ланна лишь на время разлучила двух героев: австрийское ядро унесло жизнь Ланна, а затем, спустя почти четыре года, уже русское – Бесьера. Схожесть гибели, наверное, примирила двух воинственных гасконцев!

Нелепая смерть маршала произвела удручающее впечатление на всю армию. Все наполеоновские маршалы сняли треуголки и склонили свои рано поседевшие головы, узнав о гибели одного из лучших среди них. Каждый задумался о том, что на месте Ланна мог оказаться и он сам. У лихого гасконца не могло быть иной смерти: рано или поздно она настигла бы его на поле боя. Смерть бесстрашного Ланна оказалась невосполнимой потерей для французской армии. Он превосходил всех остальных маршалов Наполеона (за исключением, пожалуй, Даву, Массена и Сюше) глубиной военного дарования, в частности умением самостоятельно и быстро принимать верные решения и умело претворять их в жизнь имеющимися у него силами. «Как генерал он стоял выше Моро и Сульта», – признавал Бонапарт, а ведь последних он, весьма скупой на похвалу, ставил высоко. «Трудно, даже невозможно быть более отважным, чем Мюрат и Ланн, – добавлял Наполеон. – Мюрат так до конца и остался только храбрецом. В то время как ум Ланна стремительно возвысился до его отваги, и он стал гигантом». И действительно, в последние годы жизни Ланн дорос до самостоятельного управления огромными военными силами с блестящими результатами, вспомним хотя бы его единоличное руководство в начале судьбоносной для Наполеона битвы с русскими при Фридланде! «Я взял его к себе пигмеем, а потерял исполином!» – горевал Наполеон.

В день его смерти Наполеон был особенно мрачен. Состоявший при нем камердинером мамелюк Рустам подметил, что обедавший в одиночестве император тихо плакал и «слезы текли в его ложку и тарелку».

P. S. Еще задолго до маршала Нея Ланн прослыл во французской армии «храбрейшим из храбрых». Он обладал военным чутьем и потрясающей энергией, храбростью и твердостью. Ланн прекрасно ориентировался в постоянно меняющейся обстановке битвы, и в этом ему почти не было равных. Его стихия – это авангардные бои, где он мог сполна проявить свою порывистость, решительность и неустрашимость. Вместе со своими солдатами он всегда находился впереди основной армии, первым форсировал реки, занимал плацдармы и удерживал их до подхода основных сил; первым устремлялся на захват мостов, обильно поливаемых дождем пуль и ядер! Неудержимый и бесстрашный, выносливый и сильный, он не знал усталости, он никогда не берег ни себя, ни солдат для достижения поставленной цели. Его личный магнетизм завораживал всех; его пылкий энтузиазм сметал прочь все трудности и преграды. Главными недостатками маршала, безусловно, были его приступы бесконтрольного гнева и раздражения, его ревность и склонность сильно обижаться. Порой они приводили к тому, что Ланн отказывался сотрудничать со своими боевыми товарищами. Недаром Наполеон в минуты откровенности восклицал: «Этот дьявол Ланн обладает всеми качествами выдающегося командира, но он никогда не будет первым, потому что он не может управлять своим характером; эта постоянная драчливость со своими младшими офицерами – огромный недостаток для командира». Он так и не смог побороть в себе ревность, а порой и зависть к своим товарищам-маршалам и генералам. В большинстве случаев Наполеон терпеливо выслушивал горячего гасконца, ему одному позволяя говорить правду. Причем вспыльчивый характер Ланна часто «взрывал» любую, даже самую безобидную ситуацию. Сам Наполеон позднее рассказывал, что в гневе Ланн был опасен для собеседника. Но в то же время Ланн был очень отходчив. Любое доброе слово и похвала в его адрес полностью обезоруживали этого человека. Ланн был очень сердечным и бескорыстным; его душевная щедрость приковывала к нему людей. Он никогда не забывал друзей, умел прощать ошибки.