Вадим Холдевич - Военная хроника 1944-1945

Оставшиеся от налета по первой оборонительной полосе немецкие войска пытались помешать переправе. Несколько снарядов разорвались в самой гуще подходивших с трех сторон войск. На миг образовались пустоты. Но уже через считанные минуты новые части заполнили эти места, и никто не смог бы с уверенностью показать места взрывов.

По заговорившей недобитой батарее ударили с нескольких сторон, она замолчала уже навсегда.

И теперь уже без помех тянулся через мост могучий военный поток.

Над дымом, иногда прорываясь сквозь высоко поднявшиеся его языки, и над движущимися войсками проносились штурмовики. Свой смертоносный груз они сбрасывали где-то недалеко впереди. Вероятно, добивали не сумевшие оторваться от наших наступающих войск группки немцев.

Высоко в весеннем сиявшем радостной голубизной небе проплывали «Петляковы». Районы их бомбежки были далеко. Однако по колыханию почвы чувствовалось, когда они высыпали из люков их содержимое.

Артиллерия несколько раз переносила свой огонь все дальше в глубину. Потом пушки поочередно, в зависимости от дальности обстрела, замолкали, снимались с места и уходили вслед за наступающими войсками.

Наконец, раздалась команда: «По танкам! ».

С ревом срываются одна за другой машины. Блестящие в лучах утреннего солнца, начищенные о землю траки уверенно подминают под себя развороченную дорогу. Построенный в короткий срок мост способен выдержать машины любого веса. Желтой полосой он пересекает хмурые воды Нейсе.

Без всяких помех совершаем переправу, проходим бывшую немецкую оборону на Нейсе, очередной хваленый вал, представляющий сейчас крошенку из дробленного дерева, кусков бетона и различных солдатских принадлежностей. Мы между первой и второй укрепленными полосами. Здесь нет сплошных укреплений. Это уже далеко от Нейсе. Но даже и здесь заметны следы работы нашей артиллерии и авиации: кругом поваленные искореженные деревья, разбитые горящие деревни и техника, тоже сгоревшая, разбитая, мертвая, как и лежащие вокруг трупы в шинелях мышиного цвета.

На подступах к своей столице немцы, кроме сплошных линий укреплений, подобных укреплениям на Нейсе, создали отдельные узлы сопротивления на перекрестах дорог и просек, в деревнях, превращая в доты отдельные здания, на переправах через небольшие речки. В общем, везде, где была возможность укрыться и создать препятствия наступающей армии. Эти узлы или сходу подавлялись танками батальонов, или мы их обходили, оставляя для разгрома идущим вслед за нами войскам. Вот только что обошли мы оборудованную на перекрестке просек прикрытую бронированным колпаком зенитную установку. Она была установлена с таким расчетом, что прислуга могла ее использовать и для обстрела наземных целей.

В планы командования, видимо, не входила задержка мобильных танковых подразделений ради такой цели. Потому, разогнавшись, танки на больших скоростях проскакивали просеку, не снимая десантников с брони. Но при этом танки невольно оказывались повернутыми к пушке боком. Пушка, пытаясь подбить легкую на первый взгляд добычу, резко взлаивала очередью по каждой пересекающей просеку машине. Однако она каждый раз опаздывала, и снаряды рвались где-то на повороте, разрывая и корежа живые тела деревьев. Мне это напомнило картину из раннего детства.

В лисий капкан, прикрепленный к довольно увесистому чурбаку, который дичь могла бы сдвинуть с места, но не смогла бы утащить далеко (охотничья хитрость: в этом случае она не будет пытаться перегрызть себе ногу, зажатую щеками капкана), попался матерый волчище. Груз для него оказался недостаточно тяжелым, и он утащил капкан довольно далеко. По борозде, проложенной чуркой в неглубоком лесу, мы, мальчишки, нашли волка далеко в степи, уставшего, зализывающего оголенную до кости правую заднюю ногу. Подойти к нему ближе мы, конечно, побоялись. И тогда, посоветовавшись, решили сделать следующим образом: двое остались издали наблюдать за волком, один же побежал в деревню за мужиками.

Через некоторое время он вернулся, и вместе с ним пришли охотники, ведя на поводках собак.

Вот псы освобождены от сдерживавших их поводков. Но решительные, смелые и опытные сибирские волкодавы, не раз сражавшиеся с волками в одиночку, не бросались кучей, а в какой-то ими установленной очередности рвали взъерошенную фигуру волка. Волк немедленно щелкал пастью в том направлении, откуда следовало нападение, но опаздывал на секунду, нет, долю секунды – собака успевала отскочить. В этот момент в тело хищника впивались зубы другого пса. Волк кидался теперь в эту сторону…

Это были усилия обреченного, которые не вели к спасению, но которые он не мог не предпринимать по своей волчьей натуре.

Таким было и поведение пушки, расположенной на перекрестке просек.

Таким в общем-то было поведение всей верхушки фашистского командования в этой последней операции.

В центре батальонов двигалась группа штабных машин.

Из разговоров офицеров было ясно, что ближайшая задача бригады – достичь Шпрее раньше отступающих от Нейсе немцев, захватить переправы и не дать им возможности увести эти силы за реку, чтобы усилить находящиеся там части. Становилось понятным, почему мы проходили по пробитым другими частями брешам как в первой, так и во второй линии обороны, почему всегда с нами двигались инженерные части армии.

Смотрю на товарищей и вижу: настроение у всех просто отличное − шутки и смех не смолкают, несмотря на витающую кругом смерть. Виною этому весенний воздух, в котором вместе с запахами пробуждающейся природы носятся ощущения скорого конца войны. Огорчало одно: подтверждались слова, сказанные лейтенантом Беленьким – наша армия, действительно следуя непосредственно на запад, должна встретиться где-то с союзниками.

Разве только Митю Сычева, известного нашего щеголя, утешало сообщение дяди Миши, заведующего вещевым довольствием, что новое обмундирование высшего качества. Остальные готовы отказаться от всего другого, чтобы учувствовать во взятии Берлина. Начиная с Украины, после форсирования Днепра особенно, мы ставили указатели с надписью: «На Берлин! ». Такие же слова были выведены на каждом танке и машине. Можно было их прочитать и на снарядах, обрушивающихся на головы фашистов. Наверное, в эти надписи каждый вкладывал свою мечту – войти победителем в логово, выпустившее на человечество фашистского зверя. Казалось, там, только там станет ясно, как могло появиться среди людей подобное отклонение. До сих пор, сколько мы ни вглядывались в лица пленных, теперь бледных от страха за свою жизнь, сколько ни смотрели на гражданских немцев на формировке, ничто не объясняло происхождение тех ужасов, что пришлось видеть, освобождая родную землю, а потом и территорию Польши.