Вадим Гринёв - МГБ

В первый месяц замечаний было много. Я нечетко произносил некоторые длинные немецкие словосочетания, был вульгарным и не пластичным в мимике. Трудно мне давались актерские приемы. Анализируя свой уровень знания немецкого языка, я пришел к выводу, что больше тройки мой учитель мне не поставит. Позже, увидев результаты, Виктор Петрович начал меня хвалить. Мы часто обсуждали целые главы и стихотворения немецких авторов: Брехта, Гете, Шиллера, Ницше. Я должен был научиться вступать в полемику с собеседником, смело и аргументированно с ним спорить. Много времени уделялось немецким философам. Я мог пользоваться диалектикой Гегеля и с интересом читал «Всеобщую естественную историю и теорию неба» Иммануила Канта, по времени прогулок которого, жители Кенигсберга сверяли свои часы. С трудом постигал «коллективную душу» народа Освальда Шпенглера, штудировал его тяжкий труд «Закат Европы». А основатель «философии жизни» Фридрих Ницше и его сочинение «Воля к власти», помогли мне понять коллективную душу фашизма. Благодаря Виктору Петровичу я, можно сказать за месяц, окончил первый курс философского факультета.

Много времени учитель уделил немецкой культуре поведения в обществе. Мы вместе с ним просматривали и потом обсуждали немецкие кинофильмы. Другие учителя преподали мне уроки танцев и обхождения с партнершами.

Больше всего мне нравились уроки по искусству стрельбы. Здесь у меня было отлично. Я еще в Измаиле получил значок «Ворошиловского стрелка». Интересными были курсы вождения немецких легковых и грузовых машин. И меня и других членов команды научили разбираться во всех технических сложностях автомобилей захваченной абверкоманды. Это был наш кочующий по немецким тылам разведтабор, с походной кухней, оружейной мастерской, и даже со своей типографией. Учились мы многому: составлению топографических схем местности, обращению с радиоаппаратурой, фотографированию и составлению закодированных текстов. Обучали строевой подготовке, принятой в немецкой армии, ношению формы и оружия и другим «мелочам», вызывавшим у некоторых курсантов неприятие. Все пригодилось. Мы с благодарностью вспоминали наших наставников. Их замечания и советы не раз спасали команду от провала.

За окном раздались зенитные выстрелы. Я вышел на балкон и увидел высоко в небе маленький самолетик. Он находился выше облачков взрывов от зенитных снарядов. Вероятно, это был наш разведчик. Он уходил на восток. Я зашел в комнату и продолжил работу над донесением.

Центр разрешил наладить контакты с польским подпольем Армии Людовой, действующей в содружестве с советскими партизанами. Эти контакты давались нелегко, хотя многие офицеры знали польский язык. Брала свое психологическая усталость, мы боялись провокаций. До начала Львовско – Сандомирской операции особой активности мы не проявляли. Моральный дух «непобедимости» немецкой армии так и не воспрянул после поражений на Правобережной Украине. Со страхом ожидая новых сокрушительных ударов от советских полководцев, немцы на Львовском направлении создали три оборонительных полосы. В них держали оборону пять танковых, одна моторизованная и три пехотных дивизии, включая галицкую. Немецкая и венгерская дивизии были недоукомплектованы и насчитывали 8-9 тысяч солдат. И только галицкая дивизия была полной. О ее военной трагедии украинскими историками написано немало трудов. Это отдельная тема.

Командующий Первым Украинским фронтом маршал И. С. Конев решил к неожиданности немцев раздробить их армейскую группировку «Северная Украина». Он одновременно наносил удары и на Львовском, и на Рава – Русском направлениях. Благодаря этому стратегическому плану мощные удары советской артиллерии, танки и самолеты загнали немцев в окружение под Бродами, из которого вырваться им не удалось.

Лишь после сокрушительного и полного переваривания немецких дивизий в Бродовском котле, мы решились оказывать польским партизанам посильную помощь оружием и взрывчаткой. С удовлетворением мы узнали, что под Бродами была большей частью уничтожена и разогнана по лесам добровольческая дивизия галичан. В конце июля войска 1-го Украинского фронта освободили Львов. И вскоре фронт вступил на польскую территорию. Участилась выброска советских диверсионных разведгрупп в Краковском и Келецком воеводствах. К осени 44-го на железных дорогах этих воеводств было уничтожено более ста германских эшелонов. Эстафету активной рельсовой войны наша команда запустила в августе 1943-го на Ковельском железнодорожном узле. Немцы так и не нашли эффективной защиты своих железнодорожных перевозок. Не помогли ни охранные войска СД и СС, ни авиация, ни местные колаборационисты. Фашистский зверь был смертельно ранен и уже не мог быстро передвигаться, как в 1941-ом.

В конце мая Центр информировал нас о реорганизации, происшедшей в управлении Абвера. Все три абверовские структуры – «Абвер 1», отвечавший за разведку, «наш – Абвер 11», занимавшийся спецоперациями, и «Абвер 111» – контрразведка (где служил полковник Бизанц), были переданы РСХА и СД – объединенной службе безопасности. Центр предупредил о возможных провокациях и потребовал продержаться до удобного момента по нашему возвращению на Родину. Активная деятельность команды «Абверштелле Украина 202» завершалась. Связь со штабом «Орион» стала редкой. Сотни подразделений немецких спецслужб сдавалось в плен.

С середины лета 44-го немцы начали тщательно укреплять Краков. Эту столицу польского дистрикта они планировали превратить в неприступную крепость на пути советских войск, прорывавшихся в промышленную Верхнюю Силезию. Вокруг города были созданы кольца земляных валов с дотами и артиллерийскими установками. На улицах города смонтированы противотанковые бетонные надолбы, баррикады и блиндажи. Краков немцы решили превратить в свой «Гитлерград». Они заминировали все промышленные предприятия, театры и даже Вавельский замок. На земляные работы сгонялось не только население города, но и заключенные концлагерей, в том числе из Освенцима. В главе «Ваша родина Палестина» я описывал ужасы, которые мне пришлось увидеть в Тремблинском концлагере. В еще большем «промышленном» масштабе уничтожались люди со всей Европы в Освенциме. До четырех миллионов – по данным международной комиссии. При этом, как и в Тремблинке, ведомство Гиммлера за годы войны «заготовило» множество ценностей для «германского народа». На территории лагеря было обнаружено: 35 складских помещений с одеждой и обувью их сожженных владельцев. Семь тонн женских волос, рожавших и не рожвших женщин. Личные украшения и ценности, часы и золотые коронки фашисты успели упрятать в тайниках и швейцарских банках.