Вадим Гринёв - Красный сокол

– Не можна, дзэцько бавичь так з телефоном! Розумишь? – у пожарного была добрая улыбка на лице, и Вовка ответил:

– Я больше не буду вам звонить…

– Ну,и добже! Чэкай на свою матку – Влодзю! Я зараз повернусь! – сказала пани Настася, выходя вместе с пожарными. Дворничка вскоре вернулась, сварила яйца, и они с Вовкой позавтракали и попили чаю.

Эту историю рассказал мне Владимир Михайлович Лютый, мой одноклассник и мой сосед по дому во Львове с 1946 по 1955 годы. Он приезжал ко мне в Керчь из Воронежа в 2007-ом на мое семидесятилетие. В августе 2015-го я поехал в Воронеж на восьмидесятилетие Вовки. Там он рассказал другую историю, которую мог рассказывать в школе, и которую я или забыл, или не слышал ранее.Это была его львовская история о памятном для нашего народа дне 22-го июня 1941-го.

«-Отца и мать еще ночью вызвали по телефону на службу. В квартире я остался один. Из-за перебитого ночным уходом родителей сна я проснулся поздно. Разбудил меня сильный гул и дрожание оконных стекол с южной стороны дома, в комнате, где спал. Я вышел на балкон. Солнце уже было высоко, и в сторону Солнца по небу плыла темная гудящая туча. В городе были слышны взрывы авиабомб. Это были сотни самолетов больших и малых. Все они двигались в сторону Солнца, на восток. Я сильно перепугался и стал звонить матери на работу. На мой звонок трубку никто не поднимал. Потом ко мне поднялась пани Настася.

– То ест война, Влодзю! – сказала она, входя в квартиру, – чекай на тата и маму, не выходжи з мешкання ниц ни куды! – Предупредив меня об опасности, дворничиха ушла.

– В этот день до приезда родителей, я насчитал три или четыре тучи самолетов, шедших на восток. Они шли эшелонами, один за другим все утро. Было страшно. Родители приехали взволнованными и весь вечер до сна упаковывали вещи, обсуждая стрельбу в разных районах города. Рано утром, уезжая на службу, отец мне сказал, чтобы я никому не открывал дверь и не выходил на балконы. Он сказал, что скоро за мной приедет. Он приехал уже через час и стал выносить упакованные тюки. Отец нервничал.

«– Сынок, Германия напала на нашу страну! Нам надо срочно уезжать из города! По всему Львову идут бои между бандеровскими отрядами и милицией! На нашу с мамой базу дважды пытались проникнуть вооруженные люди» – сказал отец , уже стоя с тюком на лестничной клетке.

– Как будто это было вчера, и не со мной! Все помню! – воскликнул Вовка. – Помню, как поднявшись в квартиру, отец громко прокричал:

«– Все, Володя, надо уезжать! По нашей машине уже стреляют из окна соседнего дома!» – отец взял еще какой-то мешок, схватил меня за руку и, когда мы спускались по лестнице, предупредил:

«– Володенька! Внизу при выходе из подъезда я выйду первым, а ты жди, когда я тебя позову! Боже тебя упаси! Не высовывайся из подъезда, пока я не позову!».

–Внизу, в подъезде, отец поставил мешок на пол и достал из кобуры пистолет. Потом он схватил левой рукой мешок и, прикрываясь им выскочил из подъезда. Я видел через стеклянную дверь, как отец быстро пробежал мимо окна дворничихи, открыл дверцу черной эмки и кинул мешок в машину. С противоположной стороны улицы сверху прозвучал выстрел. Отец выстрелил в окно второго этажа трехэтажного дома, который примыкал к дому Женьки Костикова, и махая мне левой рукой, крикнул, чтобы я выбегал. Пока я бежал к машине, отец еще раз выстрелил по окну. Он быстро открыл переднюю дверцу и воткнул меня как котенка в машину.

«– Ложись на дно и не поднимай головы!» – скомандовал отец.

–В это мгновение раздался выстрел, и пуля попала в лобовое стекло. Отец дважды выстрелил в окно, быстро сел за руль и выехал на средину улицы. Еще одна пуля пробила крышу машины, никого к нашему счастью не задев. Наша машина рванула вниз по Коцюбинского. Проехав площадь Пруса и выскочив на улицу Франка, отец увеличил скорость. Хорошо, трамваи не ходили, и особых препятствий не было. В районе Подвальной пришлось сбавить скорость. Там после костела Бернардинцев улица петляет. В этом районе нашу машину обстреляли. Ведь черные эмки были только у советских служащих. По Городецкой мы снова быстро помчались, и перед самыми воротами погран отряда, когда отец сигналил, чтобы открыли ворота, машину снова обстреляли, и было разбито заднее окно.

Во дворе было много людей и военных полуторок. Грузили на машины большие ящики, мешки, кипы всяких бумаг. Возле закрытых ворот, стоя на ящиках, пограничники стреляли из винтовок и пистолетов по улице. Территория погран отряда была похожа на осажденную крепость. Стреляли со всех сторон: и с улицы Шевченко и с улицы Городецкой. Отец подъехал к какому-то грузовику, вытащил меня из машины и приказал дожидаться мать, а сам умчался в гараж.

Прошло несколько долгих для меня минут ожидания. Ни отец, ни мать не появлялись. Машина, возле которой меня оставили, была уже загружена. Из ворот со стороны ул. Шевченко начали выезжать груженные полуторки. По ним стреляли. Пограничники прикрывали выезд пулеметными очередями. Меня схватил какой-то мужчина и запихнул в кузов между задним бортом и конторским столом. В кузове уже находилось несколько человек. Было тесно, мои колени упирались мне в лицо. Пошевелиться я не мог. Болела спина, прижатая к борту. Но я мог видеть, как наша машина петляла вдоль Подвальной, а потом выехала на Лычаковскую.

– На Подвальной вас обстреливали?

– Нет. Впереди колонны ехала машина с пулеметчиками, и бандеровцы попрятались. В те дни у них не было пулеметов, иначе наши машины не добрались бы до Киевского шоссе.

– Как ты думаешь, кто стрелял в вас возле дома? Это был бандеровец или поляк?

– Скорее всего поляк, не захотевший выехать из Львова. Они в начале войны сильно враждовали с нашими. Отец говорил мне уже после войны, что их базу на Городецкой атаковывали и поляки. Им нужно было оружие. Во время войны человеку с ружьем спокойнее.

– Я читал книги львовских историков, появившиеся после развала Союза, их авторы писали, что батальон Шухевича «Нахтигаль» вошел во Львов где-то в конце июня, числа 29 – го. Откуда во Львове 22-го появились бандеровцы? Их же до прихода Шухевича не было. Этот, его батальон занимался массовыми расстрелами советских граждан.

– Те, что в нас стреляли могли и не быть оуновцами. Возможно это были поляки. Оружия у населения было много еще с первой мировой. Чьих-то родственников советские власти могли репрессировать, и люди мстили как могли. Ну, вот давай я тебе расскажу, что со мной было дальше. Наша автоколонна двигалась вверх по Лычаковской. Помню, что людей на улице почти не было видно. Когда машины добрались до верхней части улицы, напротив костела Божьей Матери нас обстреляли.

– Это стреляли, скорее всего, поляки из костела?