Валерий Шамбаров - Агенты Берии в руководстве гестапо

Кейтель с марта признал необходимость сохранять пленных в качестве рабочей силы. Отменил прежний приказ, разрешавший расстреливать их. Но 20 июня 1942 г. отдал другой приказ. Клеймить пленных — клеймо в виде острого угла около сантиметра длиной должно было наноситься на левую ягодицу. Зимой 1941/42 г. немцы принялись подгребать в лагеря военнопленных и «примаков», дезертиров, осевших по украинским и белорусским деревням и считавших для себя войну законченной. И вот тогда-то, едва потеплело, народ стал отыскивать спрятанные ружья и уходить в леса. Тогда-то оно и началось, широкое партизанское движение. Посудите сами — ведь основу партизанских отрядов составляли отнюдь не старики, дети и бабы, а здоровые мужчины зрелого возраста. То есть те, кто в период отступления и поражений уклонился от призыва. И бывшие окруженцы. Теперь же они поняли, что под оккупантами — это не жизнь.

Но, несмотря на все это, весна и лето 1942 г. ознаменовались новыми победами Германии. В чем причина? Сыграли роль несколько факторов. Советский Союз все еще не сумел восстановить потенциал техники и вооружения, потерянной в прошлом году. И потенциал военных кадров. Генерал-лейтенант С. И. Мельников вспоминает о совещании, проходившем у Сталина 21 сентября 1942 г. с участием командующего бронетанковых войск Федоренко и командующих танковыми армиями. Был поднят вопрос о живучести танков. И оказалось, что средняя живучесть советского танка— 1–3 атаки. А германского— 5–15 атак. Была выявлена и главная причина — слабая подготовка экипажей. На обучение управлению танком выделялось всего 5–10 «моточасов». После чего экипаж шел в бой.

Аналогичное положение было в авиации. Советский ас А. И. Покрышкин описывал случай, как их потрепанную часть отводили в тыл на переформирование, и на аэродром прибыл свежий полк из зеленых новичков. Командир попросил Покрышкина пару раз сводить их на задание. И от второго вылета он отказался: молодежь проявила полнейшее неумение действовать, в воздухе получился хаос и бестолковщина. В некоторые частях это пытались исправить, организовывали дополнительное обучение поступающего пополнения. Но такое не всегда позволяла обстановка…

Причинами поражений стали и серьезнейшие ошибки советского командования. Сталин фактически повторил просчеты Гитлера, переоценив степень разгрома немцев под Москвой и недооценив их мобилизационные ресурсы. Счел, что войну можно закончить уже в 1942 г., надо лишь «дожать» противника, и он окончательно сломается. В результате резервы, накопленные к зимнему наступлению, были без толку растрепаны в весенних «частных» операциях, атакуя успевшую сорганизоваться и укрепиться германскую позиционную оборону.

Однако сил у Гитлера было еще много. Шло формирование и обучение свежих соединений, переброски с запада. Фюрер все шире привлекал сателлитов. Кстати, в советской и западной литературе по политическим соображениям было принято изображать их чуть ли не подневольными союзниками немцев, которые и сражались кое-как. Это глубоко неверно. В Венгрии союз с Германией и вступление в войну было воспринято с общенародным ликованием. Как вспоминал писатель Й. Дарваш, «чуть ли не всех охватила лихорадка расширения границ, у торжествующей страны в хмельном угаре кружились головы — и если бы кто-нибудь осмелился в тот момент испортить праздник, поставив вопрос о том, чем же придется за все это платить, он наверняка был бы смят и растерзан». Даже левые оппозиционеры критиковали правительство не за альянс с немцами, а за то, что оно продешевило — мол, нужно было требовать Хорватию, Словакию, Закарпатье, Галицию.

И сражались мадьяры на фронте ничуть не хуже немцев, «не за страх, а за совесть» — только техники и вооружения у них было поменьше. Прекрасными бойцами были и финны. Объяснять их участие в войне только желанием восстановить «историческую справедливость» и вернуть территории, утраченные в 1940 г., совершенно неправомочно. Финляндия раскатала губы на весь российский северо-запад, и ее армия планировала после прорыва в Карелии и под Ленинградом наступать на Вологду. Далековато от Карельского перешейка, не правда ли? Румыны, итальянцы, словаки были, без сомнения, куда менее стойкими бойцами, чем немцы, венгры и финны. Но ведь и они стреляли не в воздух. Их артиллерия засыпала советские позиции не бумажными, а настоящими снарядами. Их пули, попадая в цель, убивали, ранили и калечили наших воинов точно так же, как немецкие. И только получив сокрушающие удары советских войск, эти германские союзники бежали, паниковали, поднимали руки вверх. Впрочем, и в Красной Армии далеко не все дивизии были гвардейскими и героическими. Попадали на фронт и соединения, кое-как сколоченные, собранные с миру по нитке, рассыпавшиеся при первых ударах. Но их почему-то никто со счетов не сбрасывает, в отличие от румын и итальянцев. А другие союзники Германии, Болгария и Хорватия с Россией не воевали, но действовали против югославских партизан, помогая немцам высвобождать оттуда свои войска.

Сателлиты, наконец, прикрывали большие участки фронта, оттягивали на себя значительные русские силы. Румыны, например, осаждали Одессу, их было много в Крыму в армии Манштейна. И когда германские генералы сетуют, что если бы не союзники, то они, без сомнения выиграли бы войну, стоит сделать поправочку — если бы не союзники, немцы вообще не смогли бы дойти до Сталинграда. У них не хватило бы сил для прикрытия столь растянутого фронта. В 1942 г. на востоке воевало 72 дивизии и ряд других частей сателлитов: 27 румынских, 20 финских, 13 венгерских, 9 итальянских, 2 словацких, 1 испанская дивизии, голландская и бельгийская бригады. А 72 дивизии — они и в Африке 72 дивизии. Сама Германия сосредоточила для летней кампании около 170 дивизий. То есть союзники составляли почти треть сил.

В целом же к маю 1942 г. установилось примерное равновесие. Красная Армия имела на фронте 5,5 млн бойцов, 4 тыс. танков, 43 тыс. орудий и минометов, 3 тыс. самолетов. Германия (вместе с союзниками) — 6,2 млн. человек, 3 тыс. танков, 43 тыс. стволов артиллерии, 3,4 тыс. самолетов. Но, как уже отмечалось, численный баланс военной техники подрывался неравной подготовкой личного состава. К тому же, если в прошлом году советское командование собрало большую часть сил на юге, то теперь сосредоточило львиную долю войск на центральном участке. Что, в общем-то, базировалось на здравом расчете. До Москвы немцам оставалось все еще близко, а до Кавказа и нефтяных месторождений — далеко. По всем прикидкам, у фюрера не должно было хватить войск для нового значительного растягивания фронта.

Но он запланировал наступление именно на юге. И окончательно изменить здесь баланс сил в пользу вермахта помогли два советских поражения. Во-первых, из-за слабости командующего Крымским фронтом Козлова и дурости члена Военного совета Мехлиса грянула катастрофа на Керченском полуострове. Во-вторых, Тимошенко и Хрущев настояли на «частном наступлении» под Харьковом, с Барвенковского выступа, «проглядев» при этом, что на фланге у них сосредотачивается танковая армия фон Клейста. Несмотря на возражения Генштаба, что организовывать наступление из выступа, почти готового «мешка», в любом случае опасно, оно было начато. Что и привело к очередному «котлу» и крушению фронта. Дальше шло по обычному сценарию — инициатива перешла к немцам, последовали поражения войск, в спешке выдвигаемых для затыкания «дыры», новые прорывы…