Валерий Шамбаров - Агенты Берии в руководстве гестапо

В руководстве зондеркоманды «Роте капелле» в начале июля тоже произошла замена. Ее начальник Гиринг давно страдал тяжелым хроническим недугом. И под этим предлогом (но именно в разгар Курской битвы, когда стал обозначаться ее результат) Мюллер отозвал его. На его место был назначен гауптштурмфюрер Хайнц Паннвиц. Тот самый, который понравился шефу гестапо в Праге. И ставший доверенным лицом Мюллера. Перемена была не только персональной. Паннвиц прибыл в Париж полный сил и энергии. И привез новый план действий. Он сообщил Трепперу, что Гиринг был слишком осторожным и «медлительным», поэтому не сумел перевести «функшпиль» из сферы военной разведки на уровень «политический». Как вспоминал Треппер, гауптштурмфюрер «играл роль джентльмена, имеющего дело с политикой лишь на самом высоком уровне».

Суть плана состояла в том, чтобы послать в Москву эмиссара, который должен будет сообщить, «что группа влиятельных немецких военных желает вести с Советским Союзом переговоры о сепаратном мире. Этот специальный посланник будет иметь документы, подтверждающие искренность этого намерения, но у него будут также и документы, свидетельствующие о том, что в Германии существуют круги, старающиеся найти взаимопонимание с Западом». По сути — не подкопаешься. Вроде бы действительно вбивался клин между странами антигитлеровской коалиции. И как раз в таком ключе план был воспринят Треппером. Но на самом-то деле сведения о кругах в рейхе, искавших взаимопонимание с англичанами и американцами, вовсе не были дезинформацией! А важной информацией. И Мюллер, как было показано, такой информацией действительно располагал. В Центр радировали запросы на этот счет, уточнялись возможности и маршруты поездки.

Однако Гиммлер операцию с посылкой эмиссара к русским категорически запретил. Стоп! Предлагаю читателю взглянуть повнимательнее на данный момент. Мы видим перед собой то самое «уравнение», которое позволяет однозначно вычислить искомое «неизвестное». Из того факта, что операцию запретил Гиммлер, ясно, что человек, придумавший акцию по установлению связей с Москвой и осуществлявший ее руководство, был по служебному положению и месту в нацистской иерархии ниже Гиммлера. То есть не Борман, как предполагает Льюис Килзер. Но, несомненно, это лицо было по рангу куда выше гауптштурмфюрера (что соответствует всего лишь капитану) Паннвица. Остается — Мюллер. Поскольку руководство зондеркомандой он полностью замкнул на себя и был единственным «промежуточным звеном» между Паннвицем и Гиммлером. (Точнее, над Мюллером был еще Кальтенбруннер, но его по всей совокупности личных качеств в расчет можно не брать).

После запрета поездки в Москву возник другой проект. Вызвать советского эмиссара для переговоров в Париж.

И Центр вроде бы согласился. Встреча готовилась, оговаривались место, время и прочие детали. Но прямой контакт не состоялся. Как пишет Треппер — из-за осторожности, которую проявила советская сторона. В условленном месте русский представитель не появился. Хотя… действительно ли сорвалась встреча? Кто знает. Единственный источник, сообщающий об этом, — мемуары Треппера. А он в данное время содержался в особняке зондеркоманды, под охраной. И всю информацию узнавал только от Паннвица и Берга. Считали ли они нужным говорить ему всю правду?

Как вспоминал Треппер, «Красная капелла» весной и летом 1943 г. несколько раз получала запросы Центра относительно РОА — «Русской освободительной армии» генерала Власова. Интерес Центра к этим формированиям, как и к химическому оружию, был отнюдь не случайным. Если мы вспомним историю Первой мировой, то увидим, что Германия, когда стало ясно, что сломить противника обычными средствами не получается, применила отравляющие вещества. А потом — отраву идеологическую. Сделала ставку на развал России изнутри с помощью оппозиционных движений. И если уж идти по линии аналогий, то Февральская революция после побед 1916-го в военном отношении имела такие же последствия, как если бы советский тыл взорвался и рухнул где-нибудь после Сталинграда и Курской битвы. Треппер пишет, что о власовцах германское командование и абвер предоставляли сведения очень охотно, тут уж немцы ничего не скрывали и не секретничали. Но очень похоже, что запросы Центра имели и другие последствия…

Впрочем, сперва надо отметить, что проекты идеологического разрушения СССР в Германии действительно существовали. Впоследствии фон Клейст признавал: «Надежды на победу в основном опирались на мнение, что вторжение вызовет политический переворот в России… Очень большие надежды возлагались на то, что Сталин будет свергнут собственным народом, если потерпит тяжелое поражение. Эту веру лелеяли политические советники фюрера». И такие надежды имели под собой куда более реальные основания, чем в Первую мировую. Ранее уже отмечалось, что в 1941 г. во многих местах население встречало оккупантов с радостью. Что были случаи, когда бойцы и подразделения не просто сдавались, а переходили к противнику с оружием, желая воевать против коммунистов. В Белоруссии жители начали создавать «народную милицию», в г. Локте Брянской области возникла антисоветская «республика», сформировавшая отряды «Русской освободительной народной армии» (РОНА).

Были и другие примеры. Командующий 19-й армией Михаил Федорович Лукин, герой Смоленского сражения, попавший в плен тяжелораненным и перенесший ампутацию ноги, направил обращение к германскому командованию с предложением создать альтернативное русское правительство, чтобы «бороться против ненавистной большевистской системы». Он писал: «Народ окажется перед лицом необычной ситуации: русские встали на сторону так называемого врага — значит перейти к ним — не измена родине, а только отход от системы… Даже видные советские деятели наверняка задумаются над этим… Вряд ли все руководители — заклятые приверженцы большевизма». Полковник ВВС В. И. Мальцев, успевший посидеть в 1938 г., создал в Ялте 6 добровольческих отрядов, а потом был принят в Люфтваффе и организовал русскую эскадрилью. В Югославии из белоэмигрантов начал формироваться «Охранный корпус» под командованием служившего ранее в царской армии генерала Б. А. Штейфона. В составе корпуса создавались казачьи сотни для отправки на Дон и Кубань. Активное участие в этом приняли белые генералы Краснов, Шкуро, Абрамов. Шкуро, например, говорил: «Мне бы только на Кавказ приехать, там меня каждый знает. Как приеду, сразу весь Кавказ подниму против большевиков».

Но не тут-то было. Никакие русские «союзники» нацистам не требовались. Германская «остполитик» предусматривала не «освобождение» СССР от коммунизма, а прямую колонизацию и последующую «германизацию» захваченных территорий. А в таком случае русские вооруженные формирования становились даже опасными. Ни на какие Дон и Кубань белогвардейские сотни не поехали. Корпус Штейфона (впрочем, в него записалось лишь 2 тыс. человек) оставили в Югославии для борьбы с партизанами, охраны путей сообщения, предприятий и шахт. С существованием «республики» под Брянском временно смирились, чтобы не создавать себе проблем в ближних тылах. Но распространять влияние на соседние районы ей не позволили. А белорусскую «народную милицию» разогнали. Объявили, что если люди хотят бороться с коммунистами и партизанами, пусть идут в полицаи. То есть служат под руководством СС и гестапо.