Юрий Модин - Судьбы разведчиков. Мои кембриджские друзья

Обосновав домашний очаг в Лондоне, Мелинда отправилась домой в Соединенные Штаты, чтобы побыть с родными. Ей необходимо было отдохнуть. В декабре 1940 года она родила мертвого ребенка. Дональд, оставшись один в Лондоне, впал в глубокую депрессию, что отразилось на его работе. И все же он продолжал передавать своему новому связному — Горскому («Генри»), много ценной информации. У него был свободный доступ к дипломатической почте, а именно — к письмам, которыми обменивались англичане и американцы. Вращаясь в высших кругах министерства иностранных дел, он передавал нам также содержание разговоров, которые там велись.

После нападения гитлеровцев на Советский Союз, Маклин стряхнул с себя депрессию. Тем временем он получил доступ к гораздо более важной информации, включая телеграммы и документы, исходящие из военного бюро Кабинета министров. Это новое учреждение координировало решение всех вопросов, касающихся повседневного ведения войны. На совещаниях Бюро присутствовали кабинет-министры, в обязанности которых входило определение военной политики Англии по отношению к Германии.

Дональд Маклин получал также массу документов из генерального штаба, а также просматривал корреспонденцию министерства иностранных дел и его представителей за границей. Переписка с Вашингтоном представляла для нас колоссальный интерес, равно как и корреспонденция английского министерства с представительствами союзнических сил, располагавшихся в Англии. Сталин, хоть и считался официальным союзником генерала Владислава Сикорского, главы польского правительства в изгнании, относился к нему с глубоким недоверием. Поэтому Сталин пришел в неописуемый восторг, когда однажды утром на его письменный стол в Кремле положили подробный отчет о переговорах Сикорского с англичанами, где последние позволяли себе грубые замечания в его адрес. Весь этот материал предоставил нам Маклин.

В апреле 1943 года Дональд Маклин передал Центру сообщение о том, что Сикорский не верит ни одному слову русских о массовом расстреле в Катыни. Советская пресса в то время утверждала, что тысячи польских офицеров расстреляны в Катыни немцами. Для Сталина, конечно, не имело никакого значения то, что думает по этому поводу Сикорский, его мог обеспокоить только скандал мирового масштаба. И тем не менее, когда польское правительство в Лондоне потребовало, чтобы Международный Красный Крест произвел расследование событий в Катыни, Сталин немедленно разорвал с Сикорским всякие отношения. Позднее, когда он стал вынашивать планы захвата Польши, Сталин снова живо заинтересовался этой страной.

Некоторые газеты и отдельные авторы, посвятившие свои книги кембриджскому звену, говорили, что Сталин с нетерпением ждал депеш Маклина. Это не соответствует действительности. Я вообще сомневаюсь, что Сталин знал имя этого агента. Имена его не интересовали — в счет шла только информация. Не имело значения, был ли ее источником Маклин или какой-нибудь другой агент.

Сталин вообще был очень недоверчив и относился с подозрением ко всякой информации, которую ему приносили, за исключением, пожалуй, тех сведений, которые он получал непосредственно от наших идейных агентов и читал их с глубоким вниманием.

Сообщения Маклина ограничивались вопросами, непосредственно касавшимися СССР. Он имел доступ и к другим материалам, но всего охватить было невозможно. Впрочем, по специальному заданию он поставлял и другие особо интересующие нас сведения. Например, в 1943 году «Генри» попросил его сосредоточить свое внимание на франко-английских отношениях. В то время между Англией и Францией возникли серьезные разногласия о послевоенной судьбе французских колоний и стран Ближнего Востока. СССР, с похвальной быстротой признавший французский Комитет национального освобождения и генерала де Голля [23] Голль Шарль де (1890–1970) — президент Франции в 19591969 гг. В 1940 г. основал в Лондоне патриотическое движение «Свободная Франция» (с 1942 г. «Сражающаяся Франция»). В 1941 г. стал руководителем Французского национального комитета, а в 1943–1944 гг. Комитета национального освобождения, созданного в Алжире. , хотел знать, будет ли и Франция восстанавливать свою империю после окончания войны. А англичане более или менее открыто выражали пожелание, чтобы некоторые французские колонии получили независимость. Маклин дал нам точные сведения по этому вопросу.

В марте 1944 года, когда я стал заниматься кембриджским звеном, Дональд Маклин получил пост первого секретаря английского посольства в Вашингтоне. Для КГБ это стало внушительной победой, а для самого Маклина — личным триумфом. Ведь ему ловко удалось скрыть свою внутреннюю антипатию к американцам. Когда Маклины проходили иммиграционный контроль в США, Мелинда совершенно естественным тоном назвала свой будущий адрес — английское посольство в Вашингтоне, а Дональд заявил, что будет жить в Нью-Йорке вместе с тестем господином Данбергом, вторым мужем матери Мелинды.

Центр придавал такое серьезное значение работе Маклина и возлагал на него такие большие надежды, что согласился с его требованием продолжать контакты только с его лондонским связным «Генри». Поэтому «Генри» в октябре 1944 года отправили в Соединенные Штаты, где он посвятил себя исключительно Маклину, получившему от Центра новую кличку «Гомер». Необходимость работать всегда с одними и теми же людьми была одной из своеобразных слабостей Маклина. Он проявлял дотошную щепетильность в отношении своей безопасности. Исключительно бдительный, Дональд решительно отказывался встречаться с кем-либо из нашей вашингтонской резидентуры, если он еще не был с ним хорошо знаком.

Начальство в НКВД не могло сдержать своего ликования. Мы представления не имели, как у Маклина пойдут дела в Вашингтоне, но, судя по его прежним удачам, были уверены, что они увенчаются успехом. Проявляя терпение и дальновидность, мы поместили своего агента на важном посту в решающий период войны. Приближалась высадка союзных войск в Нормандии, и мы с нетерпением ждали, как будут развиваться события.

Когда я принял на себя руководство кембриджским звеном, все в первом управлении (внешняя разведка) испытывали большую гордость от удачного внедрения двух эффективных агентов Дональда Маклина и Кима Филби, оказавшихся на таких ключевых постах в преддверии холодной войны, как английское посольство в Вашингтоне и отдел британской секретной службы, руководивший борьбой против коммунизма.

Ни одной разведке мира ни до, ни после войны не удалось добиться столь большого успеха.

В 1944 году, когда я начал обрабатывать документы, присылаемые нам кембриджскими агентами, я даже мечтать не мог, что когда-нибудь их увижу. Я знал о них только по материалам из подшивок КГБ да по донесениям наших лондонских резидентов, которые собирал буквально по крупицам. Я быстро понял, что их тогдашний руководитель Анатолий Борисович Горский («Генри») был о своих подопечных самого невысокого мнения. В особенности о Бёрджессе, которого считал мошенником, авантюристом, лгуном и пьяницей. Сам Горский был рядовым функционером НКВД, затем, еще задолго до войны, служил в нашем посольстве и выдвинулся по службе благодаря чистке 1938 года. У него были свои достоинства, такие как настойчивость, дипломатическое чутье, но его суждения об агентах вообще и обращение с ними оставляли желать лучшего.