Джеролд Шектер - Шпион, который спас мир. Том 2

— Почему же Пеньковскому позволили действовать в Москве после декабря 1961 года и до его ареста десять месяцев спустя, 22 октября 1962 года? Не прикрывало ли КГБ «крота», окопавшегося в американской или британской разведке, который его нащупал? Не повлек ли бы за собой арест Пеньковского разоблачение «крота»?

Советский контрразведчик улыбнулся и покачал головой. «Нет, нет. Все это игра воображения. Американцы — большие мастера сочинять подобные вещи. У ваших людей очень богатое воображение — ив этом, и во всем другом. Разве не ясно, что именно миссис Чисхолм вывела нас на Пеньковского? Ни в каком «кроте» мы не нуждались»,— сказал он.

Его младший коллега добавил: «Пеньковского раскрыли только с помощью Чисхолм».

Официальные лица КГБ уклонились от ответа на вопрос, почему именно началось наружное наблюдение за миссис Чисхолм, повторив лишь, что им было известно, что она пыталась помогать мужу вербовать советских граждан в Германии; из-за этого они оба были взяты под наблюдение с самого начала. Старший офицер КГБ сказал (неправильно), что миссис Чисхолм встречалась с Пеньковским четыре или пять раз, и подробно изложил обстоятельства первой встречи в сквере на Цветном бульваре.

— Но ведь Джордж Блейк служил в Берлине вместе с Чисхолмами — не в этом ли ключ к разгадке?

— Вы можете придумать все, что угодно, — ответил старший офицер, отказавшись отвечать на этот вопрос.

Вдруг все встало на свои места. Блейк служил в Берлине в то же время, что и Чисхолмы, и рассказал КГБ, какую роль они играли в разведке.

Как мог такой проницательный, опытный оперативный работник, как Шерголд, у которого оказалось достаточно интуиции, чтобы расколоть Блейка, не связать одно с другим и не догадаться, что Чисхолмы были засвечены в силу одного лишь факта, что они работали в Берлине вместе с Джорджем Блейком?

Для Шерголда использование Чисхолмов в Москве было оперативной необходимостью. «Под наблюдением находился каждый сотрудник британского посольства, фокус заключался в том, чтобы оторваться от „хвос-та“», — вспоминал он позднее. Работа под открытым наблюдением является одним из самых спорных вопросов оперативной разведывательной работы, и мнения экспертов расходятся по поводу того, следует ли продолжать работу в таких условиях. В Москве не оставалось иного выбора, кроме как прекратить оперативную деятельность, но Пеньковский настаивал на продолжении работы, а поэтому такой вариант отпадал. Чисхолмам было нелегко сделать выбор. Сотрудник ЦРУ в Москве, «Компас», оказался непригоден для работы, а его замена могла прибыть не раньше июля 1962 года.

Старший офицер КГБ продолжил анализ. «Рассмотрев результаты наружного наблюдения, мы пришли к выводу, что Пеньковский и «Энн» Чисхолм причастны к операциям с тайником». Оба офицера КГБ трактовали дело Пеньковского во многом так же, как оно было представлено на судебном процессе. «Мотивы Пеньковского не имели ничего общего с какими-нибудь политическими устремлениями к миру или другими гуманными идеалами. Им управляли вероломство, ущемленное самолюбие, честолюбие и его собственная безнравственность. Во всем этом он признался во время следствия и в ходе судебного процесса, — сказал русский Смайли. — Пеньковский преследовал две цели: во-первых, отомстить вышестоящим начальникам. Они очень хорошо его знали и не хотели продвигать по служебной лестнице. Во-вторых, извлечь материальную выгоду. Американцы и англичане пообещали Пеньковскому чин и оклад полковника (13 955 долларов в 1962 году с надбавками), когда он станет перебежчиком, плюс 1000 долларов за каждый месяц его шпионской работы на них».

В главе пятнадцатой мы уже говорили о том, что, когда Пеньковский начал планировать побег, беспокоясь о своем будущем, ЦРУ и МИ-6 договорились учредить доверительный фонд в размере 250 0^0 долларов, чтобы он со своей семьей смог обустроиться на Западе. Пеньковскому выплатили бы эти 250 000 долларов плюс его заработок в 1000 долларов в месяц, что с учетом всех прошлых лет шпионской деятельности составило бы 290 000 долларов {283} \

Обсуждая побудительные мотивы Пеньковского, старший офицер зачитал выдержку из служебной характеристики Пеньковского, написанной его начальником, военным атташе, в период его работы в Турции с марта 1955 года по декабрь 1956 года: «Пеньковский не отличается трудолюбием и выполняет работу без должной тщательности. Малоинициативен и склонен, к подхалимажу. Много времени проводит, собирая и распространяя сплетни о жизни и работе сотрудников посольства. Его внешняя дисциплинированность является скорее показной, чем подлинной. По своему характеру и поведению Пеньковский является человеком недоброжелательным и мстительным, способным не побрезговать любыми средствами для продвижения по службе». Сотрудником, написавшим эту характеристику, был генерал Рубенко, о котором Пеньковский донес в Москву, что тот нарушает приказы. Для ленивого человека Пеньковский, став шпионом, работал с огромным энтузиазмом — по-видимому, чтобы наверстать упущенное!

КГБ не арестовал Пеньковского сразу же после разоблачения его шпионской деятельности, потому что надеялся выяснить истинные масштабы этой деятельности и выявить тех, с кем он работал. «Винна мы начали подозревать, как только под подозрение попал Пеньковский». Затем наш собеседник описал июльскую встречу Винна с Пеньковским в гостинице «Украина» и «их любительские попытки помешать подслушиванию разговора (открывали водопроводные краны, включали радио). Пеньковского арестовали только 22 октября».

В этой истории оставались белые пятна. Где находился Пеньковский с того момента, когда его видели в последний раз, и до ареста?

«Пеньковский был госпитализирован 7 сентября 1962 года по его просьбе, — объяснил сотрудник КГБ. — Он действительно уже давно страдал каким-то кожным заболеванием и в связи с болезнью неоднократно обращался к врачам за помощью». Согласно отчету КГБ, его выписали из больницы 28 сентября 1962 года.

Однако, как сообщил ЦРУ перебежчик Юрий Носенко, Пеньковский был умышленно выведен из игры КГБ. Предположительно, на кресло в его кабинете был нанесен ядовитый воск. Когда Пеньковский сел в кресло, воск растаял под воздействием температуры тела, и стало проявляться разъедающее действие ядовитого вещества, содержащегося в воске, вызвав такое сильное раздражение ягодиц, что он попросил, чтобы его госпитализировали. Версия Носенко основывалась на меморандуме КГБ для служебного пользования, который он якобы читал в Москве до своего побега, совершенного в Женеве в 1964 году {284} .

Наш собеседник отрицал, что против Пеньковского применялись какие-либо «грязные трюки». Идея, что КГБ участвовал в операции по инфицированию Пеньковского, является чистой выдумкой, утверждал офицер. «Госпитализация Пеньковского была связана с кожным заболеванием. В больнице, должно быть, знают точное название, и там есть история болезни. Можно узнать у них. Там хранятся все записи, но на это потребуется много времени. Возможно, жена Пеньковского знает, она навещала его в больнице».