Олег Черенин - Очерки агентурной борьбы: Кёнигсберг, Данциг, Берлин, Варшава, Париж. 1920–1930-е годы

К настоящему времени установлено, что процесс эвакуации архивной документации начался сразу же после начала боевых действий в сентябре 1939 года. К моменту обнаружения капитаном Булангом брошенных фондов польской разведки в безопасные районы были вывезены секретная документация Главного инспектората вооруженных сил (GISZ) и наиболее секретная часть актов Военного архива, включавшая в себя документацию 2-го отдела Главного штаба.

Но общий объем захваченных немцами и переправленных в Оливу польских военных архивов достиг более шестидесяти железнодорожных вагонов (58 — в 1939-м и 10 — зимой 1940 года) [112] Gondek L. Op. cit. S. 33. .

По воспоминаниям бывшего сотрудника польской разведки майора Тадеуша Новиньского, с началом военных действий архивные документы и материалы текущего делопроизводства 2-го отдела подверглись сортировке с точки зрения актуальности их использования в будущей работе. Другую часть, не имевшую практической ценности, предполагалось уничтожить. По мере завершения такой сортировки, отобранные для эвакуации материалы были перевезены в два здания, в которых были также собраны документы других органов военного управления. Когда возникла угроза непосредственного захвата Варшавы, материалы в ускоренном порядке начали направлять автомобильным и железнодорожным транспортом в сторону румынской границы. Вот на этом этапе, скорее всего, и стала возможной утрата части архива.

Судьбы вывезенных из Варшавы архивов сложились по-разному. Часть из них была утрачена во время эвакуации, часть уничтожена в процессе транспортировки, меньшая часть попала в польское посольство в Бухаресте.

До сих пор среди польских историков ведутся споры о том, как стало возможным такое преступное бездействие ответственных за хранение архивной документации лиц, кто из них персонально виновен и какова степень их вины. Этот процесс был начат в эмигрантских кругах сразу после того, как стало известно о захвате архивов польской разведки. Так как значительная часть немецких трофеев относилась к документации Экспозитуры № 3, одним из обвиняемых и оказался майор Жихонь, который якобы не принял надлежащих мер к ее эвакуации и уничтожению.

Ценным свидетельством в пользу Жихоня является отчет начальника гестапо в Магдебурге штурмбанфюрера СС Хельмута Бишофа, подготовленный им в марте 1943 года. В отчете были отражены результаты поисков сотрудников, агентов и документации Экспозитуры № 3 в г. Быдгоще, предпринятых им 5–11 сентября 1939 года. Из отчета следовало, что сразу же после захвата немцами города эйнзатцкоманда полиции безопасности и СД — 2/IV обследовала сохранившиеся здания на улицах Понятовского, 5, и Цишковского, 2, в которых до начала боевых действий располагался территориальный аппарат польской военной разведки.

Как писал в отчете Бишоф, взобравшиеся при помощи стремянок в окна первых этажей сотрудники гестапо в помещениях и сейфах секретной документации Экспозитуры № 3 не обнаружили. В служебном кабинете самого майора Жихоня на его пустом столе одиноко лежала его визитная карточка как указатель на то, что поиски немцев бесперспективны и ни к чему не приведут [113] Ibid. S. 30. .

Как представляется, Жихонь, будучи опытным и хорошо информированным разведчиком, заблаговременно мог подготовиться к эвакуации своей экспозитуры. Тогда возникает вопрос: какие документы Жихоня были захвачены немцами в форте Легионов? В этой связи высказываются версии, что обнаруженные материалы не являлись оригиналами оперативной документации, а были рабочими копиями, контроль за которыми Жихонем и другими ответственными сотрудниками разведки был утрачен в условиях неразберихи боевых действий.

Скорее всего, текущие агентурные дела (не архивные), идентифицирующие источники польской разведки, в захваченной немцами части архива, по большей части, отсутствовали. Косвенным подтверждением такой версии является, например, тот факт, что ценнейшая агентурная группа Тышевской и четы Бруцких была арестована немцами только в середине декабря 1939 года, то есть через три месяца после захвата польских архивов. Как представляется, немецкие специалисты, исследовавшие их, знали, что следует искать в первую очередь, во вторую и т. д. Несмотря на кажущийся, на первый взгляд, большой объем трофейной документации (шесть вагонов), их первичная обработка, включавшая в себя сортировку агентурных, информационных, финансовых и других дел, не заняла бы три месяца. Но это время вполне могло быть затрачено на исследование информационной и отчетной документации, в которой установочные данные (фамилии, места жительства, работы) на агентуру отсутствовали.

Можно, конечно, делать скидку на то, что немцам пришлось затратить какое-то время на первичную обработку захваченной документации. Но если бы им попались в руки агентурные дела группы Тышевской, аресты произошли бы гораздо раньше.

Еще до нападения Германии на Польшу началась настоящая охота на кадровых офицеров польских спецслужб как возможных источников информации о деятельности польской разведки на территории Рейха. Не прекращалась она и с началом боевых действий.

Еще до 1 сентября 1939 года был арестован сотрудник плацувки в Липске поручик Мечислав Рай, позже погибший при невыясненных обстоятельствах.

В Восточной Пруссии было арестовано четыре сотрудника разведки, не успевших покинуть ее территорию до начала войны. Один из них, начальник консульской плацувки в Кёнигсберге майор Шулер, зная, что человеческие возможности противостоять пыткам небезграничны и чтобы сохранить жизнь своим агентам, в тюремной камере кёнигсбергского полицайпрезидиума покончил жизнь самоубийством. Ротмистр Еловецкий, работавший в г. Эльке, также погиб в застенках гестапо. Судьбы еще двух офицеров разведки в Восточной Пруссии остались неизвестны [114] Ibid. S. 68. .

Сотрудник отдельного информационного реферата штаба ВМФ Польши в Гдыне Антоний Каштелян, после ареста содержавшийся некоторое время в лагере военнопленных, позже был передан в данцигское гестапо. Находясь во внутренней тюрьме местного полицайпрезидиума, он подвергался интенсивным пыткам. 13 января 1942 года специальным военным судом Каштелян был приговорен к смертной казни. Приговор был исполнен в тюрьме кёнигсбергского полицайпрезидиума путем обезглавливания при помощи гильотины. Его тело было передано в анатомический институт Альбертины (Кёнигсбергского университета) для препарирования и изготовления учебных пособий.

В застенках гестапо погибли: начальник плацувки в Тулузе капитан Густав Фирла, сотрудник берлинской плацувки майор Альфонс Якубанец, военный атташе Польши в Берлине полковник Витольд Моравский и многие другие офицеры довоенной польской разведки. Майору Жихоню удалось избежать такой судьбы, завершив свою жизнь и карьеру на поле битвы. Но об этом — чуть позже.