Олег Черенин - Очерки агентурной борьбы: Кёнигсберг, Данциг, Берлин, Варшава, Париж. 1920–1930-е годы

В операцию был вовлечен польский посол в Румынии М. Арцишевский, роль которого на первом этапе вербовочной разработки сводилась к созданию условий для укрепления личных отношений между Островским и ответственными за операцию шефом парижской плацувки «Lecomte» поручиком Михалом Балиньским и представителем реферата «Восток» капитаном Станиславом Папроцким [278] Ibid. S. 203. .

19 января 1938 года Островский посетил своего польского коллегу. Во встрече принимали участие указанные польские разведчики. «Вербовка в лоб» с их стороны не планировалась, так как предугадать ее результаты, в силу отсутствия дополнительной информации, они не могли. Поэтому было принято решение ограничиться личным знакомством с Островским, что «в последующем помогло бы им в беседах на нейтральной почве».

В своем отчете Балиньский и Папроцкий отметили, что «Островский производил впечатление очень нервного и придавленного человека. Его состояние еще больше ухудшилось после сообщения посланника Арцишевского о получении из МИД депеши об отзыве посланника СССР Островского в Москву вследствие якобы имеющихся у него контактов с троцкистской оппозицией».

Имевший большой жизненный и профессиональный опыт, Островский, конечно же, отдавал себе отчет в двусмысленности обстановки на завтраке в польском представительстве. Он понимал, что явился объектом вербовочных устремлений польской разведки, что не входило в его планы по устройству своей дальнейшей судьбы. Об этом свидетельствует тот факт, что Островский не пожелал больше видеться с завербованным поляками Хотиным. От дальнейших контактов с представителями польских спецслужб он самоустранился.

Польские разведчики полагали, что «Островский либо получил гарантии безопасности (что малоправдоподобно), либо остается на каком-то заграничном посту, либо еще ранее получил убежище в каком-либо государстве. В любом случае, в настоящий момент вести переговоры об убежище он не желает» . Сделав свой выбор, Островский 4 февраля 1938 года уехал в Москву навстречу своей смерти в ГУЛАГе [279] Кен О. М. С. Островский и советско-румынские отношения (1934–1938) // Россия в XX веке: Сб. статей. С.-Пб: Нестор-история, 2005. С. 358–359. .

Его сменщик, временный поверенный в делах СССР в Румынии Ф. Бутенко, не был столь «щепетильным». Еще до своего бегства в Италию он вступил в контакт с представителями польской разведки, которые и вывели его на самого Незбжицкого.

Последний лично провел с Бутенко в Бухаресте несколько встреч, в ходе которых была получена ценная информация по внешнеполитическим проблемам и вопросам деятельности советской разведки в Европе. В частности, Бутенко подтвердил Незбжицкому ранее полученную поляками информацию о принадлежности супруги посла Польши в Румынии Мирослава Арцишевского к агентуре советской разведки.

Сам же Бутенко, находясь в Италии, утверждал, что в контакт с румынской Сигуранцей он вступил только после своего бегства из полпредства, что вполне можно объяснить желанием скрыть от итальянской контрразведки свои отношения с Незбжицким.

Действовавший в Токио резидент плацувки «Mandaryn» Чеслав Павлович, получив разрешение от японских военных властей, принял участие в опросах бывшего начальника УНКВД по Дальневосточному краю Генриха Люшкова, перебежавшего к японцам. Его первоначальный скепсис сменился воодушевлением от полноты и качества информации предателя по вопросам, интересовавшим польскую разведку.

К услугам русской военной эмиграции Незбжицкий старался обращаться редко и делал это крайне неохотно. Такое отношение было вызвано двумя причинами: враждебным отношением русской эмиграции к Польше и ее представителям и информацией польской разведки об успехах ИНО ОГПУ-ГУГБ в инфильтрации своей агентуры в ее среду. Поэтому агентурный аппарат реферата за рубежом и в самом СССР в основном состоял из поляков, украинцев и белорусов [280] Pepłoński A. Wywiad na ZSRR. S. 118. // 281 В некоторых источниках В. Яковлев. См.: Русская военная эмиграция: Документы и материалы. М., 2010. Т. 5. С. 600, 704. Польские источники называют его Михаилом. .

Резидент польской разведки в Турции ротмистр Ежи Литовский (Gazi) писал: «Никогда не будет ясно, где кончается приличный русский, а начинается провокатор большевиков».

Ему вторил Михал Балиньский из реферата «Восток» в письме начальнику плацувки «Martel» в Париже Мечиславу Курчевскому: «Никогда не лезь в разматывание эмигрантских клубков в русских организациях. Потратишь много времени, а результата не будет».

Он же в ответ на просьбу шефа плацувки «Rok» в Риге Константы Рокицкого санкционировать вербовку бывшего русского офицера советовал: «Мне издалека трудно оценить новый контакт. Но, на основании своего грустного опыта, могу Вас предупредить, что in gemio вся русская эмиграция состоит из прохвостов, набивающих себе цену, сволочей и двойных агентов. Было бы очень хорошо, если бы Ваш “клиент” принадлежал к редким в этом обществе исключениям».

Насколько полякам сложно было работать с этой категорией агентуры, демонстрирует дело бывшего офицера русской армии есаула Михаила Ильича Яковлева, человека, с именем которого связана одна из важных тайн советской истории.

Участник Первой мировой и Гражданской войн, Яковлев приобрел опыт разведывательной работы, находясь в составе разведотдела штаба армии Деникина. В 1920 году на польской территории он сформировал кубанскую казачью бригаду, которая хорошо себя проявила, участвуя в составе польских войск, в боях против 6-й кавалерийской дивизии Первой конной армии Буденного в районе Замостья.

После окончания Гражданской и советско-польской войн Яковлев осел в Польше, где сменил несколько профессий, работая то на лесозаготовках в Беловежской пуще, то издателем и журналистом газеты «Новая Россия», издаваемой в Вильно 281.

Загадка же советской истории связана с его возможным участием в покушении на полпреда СССР в Польше Войкова 7 июля 1927 года. Дело в том, что на исходе своей жизни убийца полпреда Борис Коверда в своих воспоминаниях назвал Яковлева как одного из своих единомышленников, который не только знал о планах покушения, но даже обучал Коверду обращению с огнестрельным оружием. Другие детали возможного участия Яковлева в акции отсутствуют, но тот факт, что в те годы он в качестве агента Экспозитуры № 1 в г. Вильно активно работал на польскую разведку, дает возможность рассматривать версию об ее участии в покушении как вполне правдоподобную. С другой стороны, известно, что польские власти неоднократно, начиная с 1924 года, предупреждали Войкова о готовящемся на него покушении со стороны монархистов-кирилловцев [281] Бабенко О. Выстрел на главном вокзале // Родина, 2007, № 1. .