Олег Черенин - Очерки агентурной борьбы: Кёнигсберг, Данциг, Берлин, Варшава, Париж. 1920–1930-е годы

Работа Богомольца на польскую разведку дает нам возможность рассмотреть характер ее информационной деятельности на примере использования агента «Кобальт-7». В распоряжении автора нет конкретных указаний на то, что представленное выше агентурное сообщение исходит от этого источника, но ряд косвенных признаков такую возможность не исключает.

Но прежде чем обратиться к оперативным возможностям названного агента, следует сказать несколько слов о положении самого Богомольца в сложившемся треугольнике из трех спецслужб — МИ-6, румынской Сигуранцы и 2-го отдела Главного штаба Войска Польского. «Первый угол» треугольника к описываемому периоду утратил для Богомольца свое значение по причине отказа англичан пользоваться его информационными услугами. Два оставшихся «угла», а также сведения о продолжении контактов Богомольца с французскими спецслужбами демонстрируют нам классический пример резидента-«многостаночника», с одинаковым усердием работающего на двух и более хозяев одновременно.

После расставания в 1934 году со своим руководителем из МИ-6 Гарольдом Гибсоном Богомолец в качестве самостоятельного резидента польской военной разведки и румынской Сигуранцы обосновался в Париже. К 1937 году под псевдонимом «Доктор» он успешно руководит деятельностью специализированной румынской резидентуры, направленной на освещение румынских оппозиционных групп в лице их авторитетных представителей: бывшего премьер-министра князя Б. Штирбея, министра иностранных дел Н. Титулеску, принца Кантакузино, бывшего посла Румынии в США Кароля Давила и др. [293] Покивайлова Т. Проблемы адаптации русской белой эмиграции в Румынии. Виктор Богомолец — агент румынских секретных служб // В поисках лучшей доли: Российская эмиграция в странах Центральной и Юго-Восточной Европы. Вторая половина ХIХ — первая половина XX в. М.: Идрик, 2009. С. 151. .

Вице-директор Сигуранцы Еуджен Бьяну, в целом положительно оценивавший результаты информационной работы Богомольца, тем не менее отмечал, что «…документы, исходящие от В. Богомольца, нуждаются в проверке, а факты в подтверждении другими документами» [294] Там же. .

В качестве примера интересной, но труднопроверяемой информации можно привести агентурное сообщение Богомольца от 1 июня 1937 года «О встрече Титулеску с Литвиновым в местечке Таллуар». В этом сообщении речь шла о конспиративной встрече советского наркома иностранных дел М. Литвинова с бывшим румынским министром Н. Титулеску, в ходе которой обсуждались весьма щекотливые вопросы о советской помощи Титулеску в возвращении на пост министра иностранных дел путем появления декларации о признании Бессарабии частью Румынии. Агентурное сообщение изобилует множеством деталей, свидетельствующих не только о ходе беседы, кстати, продолжавшейся в течение пяти часов, но и о настроениях и мотивах ее участников [295] Там же. .

В сентябре 1936 года Незбжицкий выезжал в Париж для встречи с Богомольцем, по результатам которой было принято решение о создании в Брюсселе отдельной агентурной группы, к руководству которой планировался агент Богомольца «Рославлев». В ходе той поездки были завершены организационные мероприятия, направленные на поддержание бесперебойной связи с резидентурой «Pielgrzym».

Дело в том, что поляки, создавая в Париже плацувку «Lecomte» во главе с ротмистром Балиньским, для местных властей маскировали ее существование как пункт связи с французскими спецслужбами, через который предполагался регулярный обмен информационными материалами по Германии. Поэтому, зная высокий потенциал Богомольца в освещении проблематики Советского Союза, Незбжицкий старался не афишировать связь со своим резидентом перед французами. Трудно сказать, знал ли Незбжицкий о работе Богомольца на французскую разведку, но в той ситуации его желание лишний раз не раздражать своих французских «друзей» вполне понятно.

Был установлен следующий порядок работы резидентуры «Pielgrzym» во Франции. Балиньский, не ставя своих подчиненных в известность о характере работы с Богомольцем, должен был быть простым «почтовым ящиком» для пересылки в Центр материалов, получаемых по каналам резидентуры. Но роль шефа плацувки «Lecomte» заключалась также в стимулировании работы Богомольца в интересах польской разведки. Так, после своего возвращения в Варшаву, Незбжицкий в письме от 21 сентября так «наставлял» Балиньского: «Нужно давить на “Валентина”, давить и давить. Если заработает — деньги будут» [296] Pepłoński A . Wywiad na ZSRR. S. 202. .

Вернемся теперь к агенту «Кобальту-7». Был ли он основным источником Богомольца по внешнеполитической проблематике СССР, определенно сказать сложно, но список из 26 агентурных сообщений, полученных поляками в период с начала 1937 по январь 1939 года, такую возможность подтверждает.

Из польских источников следует, что этот агент был по происхождению русским, с поляками начал сотрудничать минимум с начала 1937 года. Вначале состоя в агентурной сети «Тагор-256», «Кобальт-7» несколько позже был из нее выведен как самостоятельный агент, находившийся на личной связи у Богомольца.

Проводимый в реферате «Россия» регулярный анализ сообщений этого агента неизменно отмечал, что «источник дает сведения на уровне сплетен, проверить которые невозможно». Например, подготовленный 9 июня 1937 года «Кобальтом-7» аналитический обзор «Советская внешняя политика» получил такую оценку реферата «Россия»: «Сообщение основано на слухах и никакой ценности не представляет». Другое сообщение «Внутриполитическая ситуация в СССР», в котором имелись сведения о противоречиях в Политбюро ВКП (б), также получило негативную оценку.

Сотрудник реферата, подготовивший оценку, писал: «Материал содержит интересные личные добавления источника о противоречиях в Политбюро в вопросе о роли и месте партии в управлении страной. Но откуда источник знает, что произошло в ходе обсуждений в Политбюро? Эти выводы не могут быть приняты, так как отсутствуют материалы для сравнения. Кроме того, сам источник доверия не заслуживает».

Многие подобные сообщения «Кобальта-7» реферат «Россия» отклонял по причине отсутствия сравнительных для анализа материалов. Одна из наиболее характерных в этом плане оценок гласит: «Отношение Сталина к Литвинову в освещении источника возможно, но у нас нет сравнительного материала для точной оценки, откуда источник черпает такие сведения… В таком виде материал — без ценности».

Получается, что отнесение «Кобальта» к «проблемным» источникам в значительной степени обусловлено отсутствием сведений, подтвержденных через другие оперативные возможности польской разведки в СССР.