Олег Черенин - Очерки агентурной борьбы: Кёнигсберг, Данциг, Берлин, Варшава, Париж. 1920–1930-е годы

Несмотря на такие оценки результативности агента, Незбжицкий не торопился исключать его из агентурной сети, и «Кобальт-7» продолжал работать на Богомольца вплоть до начала войны. К исключительно ценному сообщению этого источника мы еще вернемся [297] При существующей источниковой базе невозможно сказать определенно, был ли агент «Кобальт-7» советской «подставой». На такую возможность указывает то обстоятельство, что работавший на Богомольца агент Вишневский, поставлявший сходную с тематикой «Кобальта-7» информацию, изначально действовал под контролем советских органов безопасности. См.: Соцков Л. Указ. соч. С. 212. Несмотря на имеющиеся признаки в пользу такой версии, автор все же склонен считать, что «Кобальт-7» не сотрудничал с советской контрразведкой. .

Целый ряд других документов польской разведки указывает на наличие хорошо информированных источников в кругах советской администрации, разумеется, при условии, что они не были подготовлены советской контрразведкой. Два нижеприведенных документа датированы второй половиной 1936 года и были захвачены советскими спецслужбами в качестве трофеев в 1939 году.

В первом документе неизвестный польский агент докладывал: «Появившееся в английской прессе сообщение о похищении плана обороны западной границы СССР по сведениям, имеющимся у хорошо осведомленных об СССР источников, базируется на следующих событиях. Совсем недавно был неожиданно отрешен от должности и перемещен на другую работу Бокис, начальник Организационного управления Штаба РККА. Вслед за его отрешением от должности в кабинете у маршала Егорова, начальника штаба РККА, произошло очень секретное совещание с участием всех трех заместителей Егорова — 1-го Седякина; 2-го Меженинова; и 3-го Левичева и начальников управлений — Оперативного — Обысова, Боевой подготовки — Богомягкова, Военных сообщений — Аппога и Административно-мобилизационного — Вольпе. Вслед за этим совещанием имело место второе совещание Егорова с начальником Разведывательного управления Берзиным и его помощником полковником Брониславом Бортновским. Обратило на себя внимание присутствие на этом совещании также и Акулова — начальника военно-исторического отдела Штаба РККА…

В результате этих совещаний несколько офицеров из управления штаба были вызваны для опроса в кабинет Берзина, опрашивавшего их в присутствии Бортновского и представителя контрразведывательного отдела государственной безопасности, старшего майора Зиновия Воловича, временно прикомандированного к управлению Берзина. Вскоре сделалось известным, что имеются подозрения о злоумышленном копировании какого-то секретного документа, находившегося в распоряжении Организационного управления… Три офицера из управлений Оперативного и Военных сообщений были посажены в административном порядке под арест за упущения по службе, а один офицер штаба — майор Боков — исчез без следа…

Военные круги Москвы в первое время отказывались верить в реальность обвинения… Однако исчезновение майора Бокова показало, что дело гораздо сложнее, чем простая провокация ГПУ: предположения, что Боков попросту арестован и посажен во внутреннюю тюрьму ГПУ, не оправдались. Выяснилось, что он бежал за границу, в Польшу…

Выяснилось, что был скопирован план расширения стратегических путей на западной границе СССР, постройки новых железнодорожных и шоссейных линий, расширения станций, устройства новых подъездных путей и пр. План этот был только недавно утвержден Штабом РККА и передан на обсуждение Высшего Военного Совета при Наркомобороне… Боков решил всерьез передать скопированный план одной из иностранных разведок…» [298] Дьяков Ю. Неизвестные документы об отношениях СССР (России) и Польши в XX веке // Советско-польские отношения в политических условиях Европы 30-х годов XX столетия: Сб. статей. М.: Наука, 2001. С. 67–69. .

Характер процитированного выше документа указывает не только на хорошую информированность польского источника о свершившемся факте утраты секретного документа и сопутствующих этому обстоятельствах, но и, соответственно, на глубину инфильтрации польской разведки в высшие органы военного управления СССР.

Агентурное сообщение другого польского агента касается назначения Михаила Моисеевича Кагановича на должность заместителя наркома оборонной промышленности. Как и в вышеизложенном документе, обращает на себя внимание информированность источника об обстоятельствах назначения, а также емкие и точные характеристики Кагановича и других лиц. В частности, читаем в документе: «Выясняется, что назначение Михаила Кагановича в заместители наркома оборонной промышленности во вновь организованному наркомату, имеет в виду кроме тех целей, о которых сообщалось в нашем докладе, еще одну важнейшую цель: выполнение новой программы по авиационному строению и, следовательно, по авиационному моторостроению. Каганович назначен первым заместителем наркома Рухимовича со специальным заданием по авиационному вопросу… (Каганович) исполнял также за последнее время обязанности начальника Главного управления авиационной промышленности при Народном комиссариате тяжелой промышленности, заменив на этом посту неудачливого Королева (начальник 18-го управления Наркомата оборонной промышленности. — Авт .). ГУАП было принято Кагановичем в состоянии полного распада, в разгар серии авиационных катастроф со вновь построенными авионами, во время которых погибла почти вся тогдашняя головка советского авиационного строительства и виднейшие партийные спецы по авиации: Абрам Гольцман, Зарзар и др. Каганович сумел поднять это управление, главным образом благодаря поддержке Политбюро ЦК ВКП, полученной им через брата Лазаря Моисеевича, и благодаря тому, что он захватил с собой виднейшие технические силы из Управления машиностроения, в котором он до того работал и где имелись виднейшие инженеры и техники…» [299] Там же. .

Но процент такого качества сообщений, исходящих из агентурных источников в СССР, в общем объеме информированности польской разведки был все же относительно небольшим. Основная часть получаемых рефератом «Восток» материалов основывалась не на агентурных источниках, а на результатах визуального наблюдения, проводимого кадровыми сотрудниками разведки, аналитической обработкой открытых источников информации, данных радиоразведки и т. д.

Сам Незбжицкий так комментировал неудовлетворительные результаты работы разведки в СССР: «С вербовками источников по линии глубокой разведки сегодня сложилась безнадежно тяжелая ситуация. Прежде всего, мы должны обратить внимание на то, что полная изоляция от советской территории привела нас сегодня к невозможности осуществления вербовок на ней, потому что там нет вербовочной базы. Я никогда не допускал того, что истощение и изоляция российской эмиграции на советской территории могут сыграть для нас такую большую роль. Одновременно с этим снизились возможности визуальной разведки. Все труднее становится передвижение по территории России (паспортизация, привязка населения к пунктам постоянного проживания). Постоянные депортации, колонизации и эмиграции истощили районы, которые являлись для нас информационным источником… Вопрос заключается в том, что мы в 1934 году переживаем последствия целого ряда ошибок наших предшественников, которые, располагая несравненно лучшими условиями работы, довели дело до полного истощения вербовочных источников» [300] Мисюк А. Указ. соч. С. 80. .