Петр Стефанович - Бояре, отроки, дружины. Военно-политическая элита Руси в X–XI веках

Цитирую по древнейшему Пушкинскому списку: ЗСА пространной и сводной редакций, с. 33–34. Ср. в других списках: Там же, с. 58, 85–86.

ЗСЛ краткой редакции, с. 21.

Горский 1999, с. 189.

Там же, с. 189, см. также сноску 210 (с. 217).

Пичхадзе 1991, с. 147–148; Алексеев 1999, с. 152 и след.

Пичхадзе 1998, с. 47–48.

Bláhová 1999, с. 248.

Miklosích 1862–1865, с. 177. Правда, Миклошич в этой словарной статье отсылал к слову (передача византийского должностного титула ), очевидно, подразумевая, что это последнее могло быть первоначальным, а – его видоизменением. Ясно, из чего он исходил: «юс» вполне мог превратиться в «ер», так как с деназализацией носовых звуков, происходившей у большинства славянских народов в Х-XII вв., в Болгарии эти звуки превращались в редуцированные и соответствующим образом передавались на письме. Но так же ясна и проблема такой этимологии: непонятно исчезновение суффикса – аръ, который в грецизмах подобных был вполне устойчив– ср., например , и т. п. (см. о суффиксе и соответствующих существительных в старославянском языке: Цейтлин 1986, с. 163–168).

Славова 2009. Слово daruga известно, в частности, в грамотах монгольских ханов русским князьям XIII–XIV вв. и летописях (в Рогожском летописце упоминается дарига – ПСРЛ, 15, стл. 116).

Для объяснения превращения dar(i)ga/daruga в форму / Славовой приходится прибегать к явным натяжкам. Отмечу кстати, что список упоминаний слова, составленный Славовой, далеко не исчерпывающ – так, пример в паримийнике ей остался неизвестным. На мой взгляд, путь, намеченный Миклошичем, правильнее, тем более что в ряде упоминаний слова некоторые списки дают наряду с формами или также вариант именно с юсом: . Только логичнее было бы вести происхождение слова не от указанного Миклошичем – , а от того греческого слова, от которого произошло само – то есть от . Это последнее было заимствовано в латинский (drungus) и греческий языки, как считается обычно, из какого-то германского языка (вероятно, готского; ср. современное нем. dringen/ drängen) не позднее IV в. и первоначально обозначало «способ конного строя для атаки кучей» (Кулаковский 1902а,с. 12–14; ср. также: Куликовский 19026, с. 82–85). Правда, недавно была выдвинута мысль, что заимствование произошло из кельтского языка: Rance 2004 (здесь же см. литературу). Так или иначе, в Византии уже с V–VI вв. оно обозначало определённое военное подразделение. Может быть, неслучайно в этой связи, что во всех известных на сегодня упоминаниях слова / / оно приводится во множественном числе.

О том, что никакой связи между ними не было, лучше всего свидетельствует один случай одновременного употребления обоих слов в одном выражении. В «Мучении св. Климента» слова греческого оригинала славянский переводчик передал следующим образом: (по сербской рукописи XIV в.; цит. по: Славова 2009, с. 7)

Это смешение заметно в большинстве случаев фиксации лексемы / , когда тот или иной памятник известен по нескольким спискам. Например, подобная история наблюдается ещё в одном памятнике – толковом переводе Книги пророка Ионы (в так называемых Книгах XII малых пророков). Толковый перевод считается древнеболгарским, выполненным во время расцвета Преславской книжной школы при царе Симеоне. В гл. III, стих 7 мы находим два основных варианта передачи греческого: «от болѣрь его» (в древнейшей болгарской рукописи конца XIV в.: Златанова 1998а, с. 187) либо знакомые уже вариации – «от дрьговъ», «от дреговъ», «от дрѫговъ», «от друговъ» (в русских рукописях конца XV в.: Книги XII малых пророков 1918, с. 74). Последний вариант является несомненной позднейшей правкой (ср. такой вывод публикатора Н. Л. Туницкого: там же, с. III).

Благова 1980, с. 120. Ср. также: Благова 1966, с. 77–87.

Супрасълски сборник, с. 62

Там же, с. 99.

Бегунов 1973, с. 352.

Именно в этом смысле употребил слово пакость князь Владимир Мономах, наказывая своим детям в «Поучении» (начало XII в.): «не даите пакости дѣяти отрокомъ ни своимъ, ни чюжимъ, ни в селѣх, ни в житѣх» (ПСРЛ, 1, стл. 246)

См. классический обзор текстов: Mareš 1970/2000. Ср. с учётом новой литературы, но с теми же принципиальными выводами: Hauptová 1998.

Ср., например: Горский 1999, с. 183–184.

В историографии существует точка зрения, что «1-е старославянское Житие Вячеслава» было создано позднее – до конца X в. – и что в его основе лежал некий латинский текст. До последнего времени эту точку зрения защищал видный чешский медиевист Д. Тржештик, который обобщил аргументы «скептиков» против раннего и оригинального происхождения 1-го Жития, а также против существования славянского богослужения и сколько-нибудь значительного распространения славянской письменности в древней Чехии (обычно эти вопросы у «скептиков» выступают взаимосвязанными) в работе: Tfeštík 2006. Что касается создания жития, эта аргументация построена, в основном, на доводах ex silentio или фактах, которые не допускают однозначной интерпретации, и в виду целого ряда специальных филологических и лингвистических работ, противоречащих ей, она не представляется убедительной.