Петр Стефанович - Бояре, отроки, дружины. Военно-политическая элита Руси в X–XI веках

Горский 1989, с. 86.

Свердлов 2003, с. 77, 264–265. Сущность дружинно-феодальных отношений между вождём (правителем) и его дружинниками Свердлов описывает выражением «дружба-служба верных» и распространяет свою схему не только на Русь, но и на другие славянские государства – ср.: Свердлов 1997, с. 34 и др. Критику концепции Свердлова о «неземельных феодах» см.: Лукин, Стефанович 2006.

Горский 1989, с. 25–27, 82–85; Горский 2004, с. 109–114. Ср. также: Горский 1999, с. 178–179; Горский 2006, с. 53.

Горский 1989, с. 38; Горский 2004, с. 14–19.

Горский 2004, с. 112.

Ср.: Восленский 1980/1991, с. 110 и след.

Лукин 2010а.

Ловмяньский 1978, с. 97, 99 прим. 23.

Мельникова 1995, с. 22–23.

Котляр 1995, с. 45–47; Котляр 1998, с. 54, 129; Никольский 2003, с. 41.Автор последней из указанных работ пытается выявить также особое «дружинное право» по договорам руси и греков X в. и «Древнейшей Русской Правде» (там же, с. 25, 40–48). Ср. скорее скептическое отношение самого Горского к понятию дружинное государство: Горский 2004, с. 114. Ср. также попытку сравнения восточно– и западнославянских дружин Х-ХI вв. в работе: Шинаков 2003/2009, с. 288–298. Автор пытается уточнить понятие дружинное государство и находит образец такового в «среднеевропейской модели» государственного развития, которую предложили чешские учёные для описания чешского, польского и венгерского государств Х-XII вв. (об этом см. ниже). По-видимому, автор (знакомый с работами этих учёных на русском языке, вышедших на рубеже 1980-1990-х гг.) основывается на том, что в модели придаётся важное значение так называемой «большой дружине» в ранний период развития этих государств в X в. Однако, как бы ни была важна эта «большая дружина», она была только относительно кратковременным эпизодом в истории западнославянских государств и, по мысли авторов «среднеевропейской модели», предшествовала этой последней и вовсе не была её частью. Сами эти авторы понятие дружинное государство никогда не используют.

Липец 1969, с. 98–99.

Балушок 1991; Балушок 1993; Балушок 1995; Балушок 1996.

Михайлин 2005, с. 335 и след., особ. с. 404–410. Каковы корни этих «воинских мужских союзов», автор почему-то забыл указать. Поскольку мысль о происхождении русского мата из тюркских языков он отметает, приходится думать, что корни – древнеславянские или древнерусские.

Коптев 2004, с. 15.

Там же, с. 32–36.

Tímpe, Scheíbelreíter, Daxelmüller 1998; Eggers, Ebel 2001; Meier 2001.

Eggers, Ebel 2001, с. 346.

Schulze 1985/1995, с. 52.

Энрайт, например, отмечал, что «мужские союзы» связаны с племенным родством и не предполагают резкого отделения военной организации от племенной (Enright 1996, с. 105, 203).

Hellmann 1958, с. 328–332; Hellmann 1960, с. 242–247.

Hellmann 1954, с. 404

Hellmann 1960, с. 258.

Halbach 1985, с. 95 и след; Rüß 1994, с. 275.

Lübke 2001, с. 261: «daß es um eine „Gruppe“ geht, die identitätsstiftend wirkt, wobei die Mitglieder ihr Selbstverständnis ganz überwiegend aus dem Dienst mit der Waff e beziehen, der ihnen zugleich ihren Lebensunterhalt sichert». Автор предлагает ценный обзор данных с учётом современной историографии о «дружинных» объединениях у франков и саксов, скандинавов, славян, венгров, кочевых народов причерноморских и среднерусских степей, а также о скандинавах на службе византийских императоров в IX–XI вв. – там же, с. 261–325.

Там же, с. 321.

«Eine Gefogschaftsideologie, wie sie in der Ruš als Folge des steten Zusammenhangs mit den nordischen Gesellschaften entstand» (там же, с. 314).

Там же, с. 300–310.

Ср., например: Нидерле 1956/2000, с. 406–407.

См., например: Vaněček 1949.

Graus 1965а, ср. на с. 13 критику описанных выше взглядов Хельмана.

Graus 1965h, с. 39–46.

Graus 1965а, с. 4–5 и след.

Там же, с. 8.

Там же, с. 9–10, 14.

Graus 1968, с. 207–209.

Ср.: Kalhous 2005.

Одна из последних публикаций, где учёные изложили своё видение этой «модели» – критический отзыв на работы Либора Яна: Třeštík, Žemlička 2007. Здесь же см. полный список работ польских и чешских авторов, внесших вклад в разработку «модели»: с. 122–124. См. также на немецком языке: Krzemieńska, Třeštík 1979 (одна из первых работ, в которых представлена «среднеевропейская модель»), Žemlička 1995; Žemlička 2000. На русском языке в статьях: Тржештик 1987 (здесь, правда, автор не говорит о «большой дружине» и очерчивает только главные контуры «модели»); Жемличка, Марсина 1991 (о «государственной дружине» говорится на с. 168).

См.: Першиц 1986а.

Krzemieńska 1970; Жемличка, Марсина 1991, с. 169; Žemlička 1995; Žemlička 1997, с. 50–51; Třeštík 2001, с. 128.

Žemlička 1997, с. 141. В этой работе Жемличка для обозначения высшего социального слоя Чешского государства XI–XII вв. использует такие слова как «элита», «ранняя шляхта», «вельможи» и «nobiles». В более ранней работе на русском языке он писал о «группе, которую мы бы могли назвать дружинной аристократией, нобилитетом или раннефеодальным дворянством», а также «слой “благородных”», «вельможи» (Жемличка, Марсина 1991, с. 170, 172). Поздне́е слова «дружинный» и «(ранне)феодальный» уже чешскими учёными не употреблялись, см., например: Třeštík, Žemlička 2007, passim.

В последние годы «среднеевропейская модель» подверглась критике со стороны ряда чешских историков. В частности, высказывались сомнения в существовании «большой дружины» и вообще применимости понятия дружины к Чехии, подчёркивалась значительная роль знати и независимость её от правителя и раздаваемых им должностей в Чехии в XI–XII вв. и др., см., например, статьи Мартина Виходы, Либора Яна и Вратислава Ваничека в интересном сборнике, посвящённом чешской и польской средневековой знати: Jan 2007, особ. с. 51–52, Vaníček 2007, особ. с. 164, Wihoda 2007, особ. с. 17–26.

Разработке «модели» во многом способствовали работы Кароля Модзелевского, см. особенно его книгу: Modzelewski 1987. На польских материалах хорошо прослеживаются «служебная организация», jus ducale и «градская организация». Вместе с тем, в польской историографии не был поддержан важный тезис теории «среднеевропейской модели», предполагающий, что эта «модель» восходит через Великую Моравию к каролингским институтам. Ведь если применительно к Чехии и Венгрии ещё можно как-то говорить о «каролингском наследстве», то к Польше – это абсурдно. Очевидно, этот тезис – одно из самых слабых звеньев теории Тржештика и Жемлички. Этот тезис не был поддержан и археологами, которые не увидели следов какого-либо из элементов «среднеевропейской модели» в раскопанных поселениях Великой Моравии, см.: Macháček2008.