Петр Стефанович - Бояре, отроки, дружины. Военно-политическая элита Руси в X–XI веках

И в самом деле, на протяжении всего домонгольского периода (и даже позднее) слово дружина встречается далеко не только в значении «княжеское войско/окружение». Это значение является основным в летописях просто потому, что они посвящены главным образом князьям и их деяниям. В других источниках и в других контекстах слово может выступать в значениях свои, товарищи, спутники и «войско вообще». Более того, есть несколько случаев, когда слово имеет и другие смыслы или, во всяком случае, смысловые оттенки.

На один пример такого рода уже обращалось особенное внимание– когда в рассказе о событиях конца XII в. «передней дружиной» названы новгородские бояре. В это время бояре в Новгороде были уже более или менее самостоятельны по отношению к князьям, которые приглашались в город, и слово дружина не могло выступать здесь в значении «княжеские люди». С другой стороны, и о войске в том летописном рассказе не шла речь. Словом были обозначены, очевидно, все новгородцы в целом (разумеется, свободные полноправные горожане). В этом случае мы имеем дело со значением «свои люди, товарищи», где как свой выступали новгородцы. Социальная спецификация развилась с помощью дополнительного определения («передняя») из самого общего и широкого значения слова независимо от военных аспектов и от фигуры правителя. Отчасти это сходно с упоминанием дружины в эпизоде «испытания вер» при Владимире – этим словом там названа вся политическая верхушка, включая князя лишь как один (и может быть, в том контексте даже не главный) элемент.

Есть также несколько примеров, когда словом дружина обозначается военное или военизированное окружение, но не князя, а частного лица (хотя знатного). Один пример находим в ПВЛ, и он заслуживает специального разбора. В упоминавшейся выше статье 6603 (1095) г. рассказывается о посольстве половецкого хана Итларя к переяславскому князю Владимиру Всеволодичу (Мономаху), которое закончилось печально для половцев, – по приказу князя, пошедшего на нарушение «роты» (клятвы), они были перебиты. В летописи описывается совещание князя с его окружением, на котором были принято решение об убийстве Итларя и его людей. Описание начинается с фразы, которая в ЛаврЛ выглядит так: «и начаша думати дружина Ратиборя со княземъ Володимером о погубленьи [И]тларевы чади». В ИпатЛ несколько иначе: «и начаша думати дружина Ратиборова чадь съ кн(я)земъ Володимеромъ о погубленѣ Итларевы чади» [488]. Разночтение между основными списками ПВЛ касается как раз слова дружина, и надо решить вопрос о смысле текста и первоначальности того или другого варианта. С общей текстологической точки зрения редакция ИпатЛ на этом отрезке летописи выглядит предпочтительнее [489].

Ратибор – это видный боярин, служивший Всеволоду и Владимиру; он упоминается ещё в ПВЛ, а также в «РусскойПравде» [490]. Непосредственно перед рассказом о совещании сообщается, что в тот момент в Переяславле оказался киевский боярин Славята, пришедший «к Володимеру от С(вя)тополка на нѣкое орудие» (то есть по какому-то делу). Поскольку Славята участвует в уничтожении половецкого посольства, надо думать, что он участвовал и в совещании. Само это совещание описывается довольно подробно, с изложением речей князя и советников, причём эти последние обозначаются просто как «дружина» («отвѣщавше же дружина р[е]коша Володимеру…»). В рассказе об уничтожении половецкого посольства о людях Славяты, выполнявшего одну задачу, говорится так: «…посла Володимеръ Славяту съ нѣколикою дружиною и с торкы», а о людях Ратибора, перед которым была поставлена другая задача, сказано: «пристрой Ратиборъ отрокы в оружьи».

Учитывая контекст всего рассказа и эти выражения, вариант начальной фразы об описании княжеского совета по ИпатЛ представляется более правильным. В совещании, безусловно, должен был принимать участие Славята, с которым, может быть, были и свои люди (если предполагать их в составе «неколикой дружины»). Между тем, ЛаврЛ говорит, что «думали» с князем только «дружина Ратиборя». Вариант же ИпатЛ подразумевает, что «Ратиборова чадь» была только частью «дружины», собравшейся с князем на совет, хотя, видимо, частью основной. И этот вариант по общему смыслу рассказа более правильный. Текст надо понимать, просто выделяя слова «Ратиборова чадь» как пояснение к слову «дружина»: «начаша думати дружина, [а именно, а точнее, а фактически главным образом] Ратиборова чадь, с князем…» По нормам древнерусского языка в такого рода случаях употребление союзов не было обязательно [491]. Вполне обычной была ситуация, когда широкое и неопределённое по смыслу слово дружина требовалось пояснять с помощью уточняющих дополнений. Таким уточнением в данном случае и были слова «Ратиборова чадь». Тот факт, что в совещании с князем участвовали какие-то люди из окружения Ратибора, можно объяснить выдающимся положением самого Ратибора и особой его ролью именно в тех обстоятельствах (не случайно ведь Итларь остановился именно в его городской усадьбе). Были ли это отроки, которых он потом послал убить Итларя, или кто-то другой, судить нельзя.

Таким образом, вариант ИпатЛ первоначален [492]. В ЛаврЛ просто опущено слово «чадь». По-видимому, редактор понял как тавтологию сочетание в одной фразе слов дружина и чадь (близких в смысле «группа людей, свои люди» [493]) и опустил второе из них, не вдумываясь в контекст. Первоначально имелась в виду «дружина» как окружение князя (в тот момент: собравшиеся на «думу»), в ЛаврЛ она превратилась в боярских людей. Тем не менее, вне зависимости от первичности той или иной редакции текста, для меня важно, что для летописцев обозначение боярских людей дружиной было в принципе допустимым. Возможно, в таком смысле слово использовано и для указания на людей Славяты.

О возможности такого обозначения свидетельствует один пример из киевского летописания XII в. В конце ультрамартовской статьи 6675 (1167) г. ИпатЛ содержит такое известие: «Том же лѣ[тѣ] яшаполовци Шварна за Переяславлемъ, а дружину его избиша и взяша на нем искупа множьство» [494]. Шварн был видным киевским боярином, о котором сохранились и другие сведения [495]. В данном случае смысл летописи однозначен – под «дружиной» имеются в виду люди боярина.

Можно также усмотреть такой смысл слова в двух сообщениях Н1Л. Под 6675 (1167) и 6677 (1169) гг. здесь дважды говорится о новгородском боярине Даньславе Лазутиниче, который предпринимает те или иные действия «съ дружиною» – сначала он отправляется с ответственной миссией в Киев, а затем за сбором дани «за Волок» [496]. Вполне вероятно, что в обоих случаях его сопровождали его собственные (зависимые от него) люди. Хотя нельзя также исключать, что в одном случае имелось в виду посольство, а в другом – военный отряд, набранный просто из новгородцев. Боярин князя Василия, сына Александра Невского, по имени Александр упоминается под 6765 (1257) г. с «дружиной его» – возможно, тоже имеются в виду его собственные слуги [497].