Кирилл Назаренко - Флот, революция и власть в России: 1917–1921

1. «преподание военному и морскому ведомству основных заданий по обороне государства;

2. преподание ведомствам обороны руководящих указаний по реорганизации и воссозданию вооруженных сил страны (армии и флота);

3. объединение и координация оперативной деятельности армии и флота по отношению к поставленным им боевым задачам;

4. разрешение всех общих для военного и морского ведомств вопросов;

5. наблюдение за выполнением ведомствами обороны возложенных на них задач» [674].

Предусматривалось, что новый орган будет состоять из председателя СНК, наркомов по военным и морским делам, начальника сухопутного Генерального штаба (или «технического руководителя Высшего военного совета») и его помощника по оперативной части, начальника Морского Генерального штаба и его помощника по оперативной части, комиссаров обоих генеральных штабов или членов Коллегий военного и морского комиссариатов, а также «сведущих лиц» с правом совещательного голоса [675]. Однако весной 1918 г. Сов нарком не смог заняться данным вопросом в силу «крайнего переобременения делами» [676]. Нельзя сказать, что создание Высшего военного совета (ВВС) 17 марта 1918 г. решило задачу, поставленную сотрудниками МГШ, ведь ВВС руководил сухопутным ведомством и его полномочия не распространялись на флот.

Одним из традиционных направлений деятельности морского ведомства (как и любого другого) было расширение своей сферы полномочий. 15 января 1918 г. был издан декрет СНК «О подчинении Верховной морской коллегии флотов Балтийского и Черного морей; о передаче из Военного ведомства в морское Приморского фронта Свеаборгской крепости, Кронштадтской крепости, тыловой морской позиции Финского залива, Севастопольской крепости и Приморских батарей Черноморского побережья; о передаче в Военное ведомство сухопутного фронта крепости Петра Великого и о расформировании военно-морских штабов Северного и Румынского фронтов» [677].

Этот декрет был издан на основании проекта, созданного не позднее 8 января 1918 г. Отличие декрета от проекта состояло в том, что в последнем предлагалось оставить верховному главнокомандующему право отдавать оперативные распоряжения непосредственно флотам. Декрет же предписывал отдавать распоряжения только через МГШ (пункт II). В проекте предлагалось сохранить для связи морские управления при штабах фронтов и армий, декрет упразднял их полностью (пункт VII). Прочие положения декрета совпадали с проектом. Предписывалось передать в морское ведомство крепости на Балтике (приморскую оборону Финского залива, приморский фронт крепости Свеаборг, Або-Аландскую укрепленную позицию, тыловую морскую позицию Финского залива, Кронштадтскую крепость с районом Бьорке), на Черном море (Севастополь, приморские батареи Батума, Керчи, Очакова и Одессы, «а равно и других мест побережья»), подчинить морскому ведомству сухопутные части, обороняющие острова. Предполагалось передать Военному ведомству сухопутный фронт крепости Петра Великого (Ревель) и Свеаборга. При МГШ планировалось созвать соответствующую комиссию [678]. Уже 17 февраля 1918 г. декретом Совнаркома Кронштадтская крепость была передана морскому ведомству [679]. На этом завершился очередной этап борьбы морского ведомства за приморские крепости, истоки которой лежат еще в XIX в. Флоты переходили в подчинение ВМК с 0 часов 4/17 февраля 1918 г. Об этом была разослана телеграмма за подписью наркома по морским делам П. Е. Дыбенко [680]. Система взаимодействия между армией и флотом, установившаяся во время Первой мировой войны, оказалась разрушена. Правда, пункт VIII декрета предусматривал создание особых «должностных лиц Военно-морского ведомства для связи армии с флотом» на военное время. ВМК поручалось определиться с числом этих должностей и их денежным содержанием. Это отбрасывало механизм взаимодействия армии и флота на уровень предложений, формулировавшихся еще до войны. Не исключено, что в таком радикальном варианте изъятия флота из подчинения сухопутным силам сказывалось возросшее влияние рядовых моряков, среди которых антагонизм по отношению к армии был весьма силен.

Другим важным направлением деятельности морского ведомства была разведка и контрразведка. После Октябрьской революции разведка МГШ была упразднена «по настоянию бывшего тогда комиссаром Генмора Раскольникова и по постановлению Морской коллегии» [681]. Это произошло в феврале 1918 г. из-за недоверия комиссара и морской коллегии к заграничным агентам и из-за того, что «разведка при изменившемся политическом и социальном строе не может выполнять своего назначения», как гласило постановление Морской коллегии. Ф. Ф. Раскольников провел тщательное обследование деятельности контрразведки и пришел к выводу, что она может еще принести пользу [682].

После упразднения морской разведки МГШ передал всю свою заграничную агентуру Англии [683]. А. А. Зданович видит основную причину, определившую «проантантовскую, а точнее проанглийскую ориентацию» сотрудников морской разведки, в том, что «антибольшевистский накал у флотских офицеров был значительно сильнее, чем в сухопутных частях. В отличие от армейских частей, где офицерский корпус на третьем году войны представляли в большинстве своем вчерашние студенты, учителя, инженеры, государственные служащие, на флоте доминировали кадровые офицеры – выходцы из дворянских семей, потомственные военные» [684]. Оценку политической ориентации флотского офицерства мы уже дали выше. Напомним лишь, что во время Гражданской войны, на службе в Красном флоте оказались 82 % офицеров морского ведомства, из которых около 60 % были кадровыми [685]. По сравнению с кадровым офицерством сухопутной армии кадровое офицерство флота, как ни парадоксально, оказалось на поверку значительно более «пробольшевистским». Вместе с тем внешнеполитические симпатии офицеров МГШ, его начальника Е. А. Беренса, были значительно сложнее, чем просто «проанглийскими». В период между русско-японской и Первой мировой войнами они были, скорее, прогерманскими [686], а затем претерпели неоднозначную эволюцию.

13 марта 1918 г. приказом по МГШ № 28 за подписью начальника этого учреждения Е. А. Беренса была назначена комиссия для уничтожения документов в составе бывшего начальника Разведывательного отделения М. И. Дунин-Барковского, и его сотрудников М. М. Поггенполя, И. И. Шестакова и С. А. Чабовского. 15 марта документы были сожжены. После упразднения Разведывательного отделения МГШ его бывший начальник М. И. Дунин-Барковский стал начальником Иностранного отдела того же штаба.

Дальнейшая история военной разведки проходила уже в рамках новых организационных структур, созданных в Красной Армии. Интересно отметить, что три крупнейших руководителя и организатора морской разведки и контрразведки (Е. А. Беренс, Б. И. Доливо-Добровольский и М. И. Дунин-Барковский) перешли на сторону Советской власти, тогда как их бывшие подчиненные (В. А. Виноградов, Р. А. Окерлунд, А. И. Левицкий, А. М. Сыробоярский) участвовали в антисоветских организациях. Из рядовых сотрудников центральных разведывательных органов в РККФ остался, например, И. И. Шестаков, вернувшийся на флот в 1925 г. из запаса и преподававший штурманское дело в Военно-морском училище им. М. В. Фрунзе.