Николай Лузан - СМЕРШ. Без легенд и мифов

После смерти Сталина, 23 марта 1953 г., Селивановский был освобожден и реабилитирован. До последних дней своей жизни ни Николай Николаевич, ни другие ветераны Смерш, кто выжил на войне и вырвался из мясорубки партийно-бюрократической машины, не кляли советскую власть. Они не связывали ее с переродившимися коммунистическими вождями.

В 1997 г. Селивановский ушел из жизни, унося в своем сердце горечь и боль. На его глазах партийные функционеры и ненавистники России в очередной раз цинично и безжалостно растоптали его и других ветеранов войны мечту, пусть, может, и наивную, но возвышенную, о счастливой жизни и справедливой власти.

В октябре 1917 г. они, 13–18-летние юноши, призванные под знамена революции, освещенные такими притягательными словами, как «свобода», «равенство» и «братство», посвятили ей всю свою жизнь без остатка. Она вырвала их из зловонных, мрачных бараков рабочих окраин, нищеты и невежества деревень и открыла двери рабочих факультетов университетов и военных курсов «Выстрел». Революция дала им великую идею и надежду на светлое будущее. И они — рабочие, крестьянские парни — со всем пылом, свойственным молодости, вместе со страной выбирались из кровавого омута Гражданской войны и самоотверженно строили новое государство. Их отличали неуемная жажда знаний и самоотверженная, доходящая до самоотречения служба Отечеству и идеалам. Они совершали ошибки, порой трагические, но не сытым, благополучным «эффективным менеджерам» или продвинутым блогерам судить их, кто в час испытаний отстоял Отечество, а затем поднял его из руин. Абакумов, Селивановский и их боевые соратники были преданными сыновьями своего сурового времени.

«Крепче стали!» — эти слова как нельзя точно отражают дух того революционного и несгибаемого поколения. Они принадлежат генерал-лейтенанту И. Устинову. Он, начав службу в трагические для страны и Красной армии июньские дни сорок первого, прошел все служебные ступеньки от оперуполномоченного особого отдела — Смерш до руководителя военной контрразведки КГБ СССР (1970–1973) и завершил ее в роковом 1991 г., когда не стало страны, которая была ему дорога и которой он искренне и самоотверженно служил.

С прямотой фронтовика Иван Лаврентьевич так пишет о том времени, своем поколении и произошедшей трагедии:

«Ушедшие из жизни и еще остающиеся в ней старые поколения воспринимали советскую социалистическую систему не из страха, а как прогрессивную необходимость, как новый шаг к дальнейшему совершенствованию государственного, общественного устройства. На ее базовой основе советский народ не только формировал образ своего мышления, жизненные принципы, строил великое государство, но и отдал миллионы своих жизней в кровавых боях по его защите».

И далее:

«Для нас, еще оставшихся в живых ветеранов, выходцев из XX столетия, подобные события ( крушение СССР. — Авт.), изменившие весь ранее сложившийся ход исторического развития, никаким объяснениям не поддаются и человеческим сознанием не воспринимаются. Печально, что все это было разрушено недругами прогрессивного человечества… В наш старый век каждый жил, используя свои природно-человеческие и нервно-психологические возможности, заложенные повседневным трудом, постоянно сопровождавшими жизнь сложно решаемыми проблемами, наконец, тем немалым воздействием, которое оказывало на советского человека настойчиво прививаемое ему общественное сознание».

В этой оценке советского государственного устройства Устинов, Абакумов, Селивановский и миллионы граждан того несгибаемого и героического поколения не заблуждались. С ней соглашался непримиримый ее противник, видный деятель белой эмиграции В. Шульгин — тот самый, который принимал отречение императора Николая II и боролся против большевиков.

В декабре 1925 г. по нелегальному каналу он въехал в Россию, чтобы найти сына, и побывал в Ленинграде, Москве и Киеве. Его поездка проходила под оперативным контролем сотрудников контрразведки, но они не закрывали ему глаза и не затыкали рот. Шульгин при всей своей ненависти к большевикам сумел разглядеть то, что не хотели видеть многие из его единомышленников.

В 1919 г. ему пришлось бежать из истерзанной войной и разваливавшейся на части, некогда могущественной империи. Спустя всего шесть лет Шульгин снова увидел отблески ее будущего величия. Среди ужасающей разрухи и бедности, смотревших на него из всех углов, он узрел то, что не суждено было увидеть сотням тысяч русских, выброшенных на задворки империи и ставших игрушкой могущественных сил, которые и поныне спят и видят, как бы прибрать к своим рукам огромные природные ресурсы России.

Перед Шульгиным была новая Россия, гигантскими стройками поднимавшаяся из мглы невежества, разрухи и дерзновенно устремившаяся к новым высотам. Как истинно русский человек, он почувствовал сердцем ту могучую народную энергию, что пробудила революция в людях. Страна на глазах сосредотачивалась для фантастического рывка. Впоследствии, по возвращении в Западную Европу, он в своей книге «Три столицы» вспоминал:

«Я думал, что я еду в умирающую страну, а я вижу пробуждение мощного народа… Я был глубоко потрясен всем тем, что увидел на первых порах, и той громадной разницей, которая произошла в культурном отношении».

Трудно заподозрить в симпатиях к советской власти и такого ее заклятого врага, как Б. Савинков. 27 августа 1924 г. на судебном заседании, носившем открытый характер, он полностью признал свою вину. Его последнее слово по своему содержанию не похоже на выступление подсудимого, скорее оно может быть названо завещанием всем тем, у кого нет и не может быть другой родины, кроме России:

«Я полностью и безоговорочно признаю только советскую власть и никакую другую. Каждому русскому, кто любит свою страну, я, прошедший весь путь этой кровавой, тяжелой борьбы против вас, я, отрицавший вас как никто другой, я говорю ему: если ты русский, если ты любишь свой народ, ты поклонишься в пояс рабоче-крестьянской власти и безоговорочно признаешь ее…»

Нет оснований не верить в искренность слов Савинкова. Русский патриот и борец против любой диктатуры, не единожды смотревший смерти в глаза, он вряд ли кривил душой. В отличие от Ленина с его соратниками, ее будущее Савинков — один из самых активных деятелей Белого движения — видел не в красно-розовых тонах.

Можно соглашаться и не соглашаться с оценками Шульгина и Савинкова, но не вызывает сомнения то, что революция породила патриотов своей страны, людей дела и действия. Абакумов, Селивановский, Устинов являлись яркими представителями того стального поколения.