Борис Соколов - Чудо Сталинграда

2 августа – Утром танковый бой. Уничтожены семь русских и три наших танка. Кольцо замкнуто.

3 августа – Утром артиллерийский огонь. Русские бежали во все стороны, не зная куда. Нашими самолетами уничтожено восемь русских танков. «Сталинское орудие» произвело два выстрела (48 зарядов длиной в один метр, электрически заряженных). Ночью – на посту подслушивания в 100 метрах от занятых позиций.

6-7 августа – Вечером приказ: «Завтра утром в 5 часов наступление». Наше отделение пошло впереди. Мы были в ста метрах от русских позиций, когда они начали свое огневое нападение. Пуля за пулей падали возле меня. Я плотно прижался к земле, руками закрыл голову и молился предсмертной молитвой. Часто был слышен крик: «Санитар!» Вдруг мы услышали крик: «Отступить!» Я привязал пулемет к ноге и так прополз 400 метров. После обеда мы вторично пошли в атаку – на этот раз, в отличие от первого, нас поддерживали тяжелые орудия и все шло прямо замечательно. Огонь и движение, как полагается. Русские позиции взяты, и мы по открытой равнине продвигаемся к селу. Когда мы уже в 50 метрах от него – из села вдруг начали стрелять два русских танка.

Большая паника. В это время появился посыльный из полка и сказал: «Приказано в полчаса занять село, невзирая на потери». В 10 часов вечера незабываемый «Иерусалим» был взят.

8 августа – В 4 часа утра на машинах продвигались дальше, в направлении Калача…

12 августа – Сначала был бой за переправу через Дон, днем опять бой в лесу, вечером – в третий раз. Высадился русский парашютный десант – 40 человек: семь были взяты в плен и расстреляны, так как они убили немецкого унтер-офицера.

13 августа – В 4 часа утра переправились через р. Дон. Начинаем прорыв. Вторая рота идет сразу за танками. Сопротивление сломлено. В 17 часов мы достигли северной окраины Сталинграда. Передовые части вышли к Волге. Взято несколько сот пленных, среди них женщины-стрелки».

Самоснабжение было вынужденной мерой для германской армии. В приказе по 16-й мотодивизии от 22 июля 1942 года говорилось: «…Продовольствие изыскивать на месте. Со снабжением в настоящее время считаться не приходится».

Командир «боевой группы Эйзермана» 10 августа с.г. издал приказ «О поддержании дисциплины», в котором он, однако, мародерством считает «изъятие у населения лишь других вещей, кроме продуктов питания», узаконивая таким образом изъятие продовольствия без какой-либо компенсации.

В приказе отдела 1с 16-й мотодивизии от 8 августа с.г. говорилось о необходимости хорошего отношения к населению Кавказа. Там говорилось: «…Особенности проживающих на Кавказе народов заставляют меня предупредить о недопустимости перегибов в отношении местного населения. Жители Кавказа в большинстве своем враждебны большевизму и стремятся освободиться от коммунистического насилия. Они видят в германском солдате естественного союзника, и разрушать их веру является преступлением перед германским народом.

Несмотря на все приказы, имеются еще, к сожалению, случаи, когда солдаты врываются в дома, мародерствуют и грабят. Некоторые командиры частей, как видно, забыли, что во главе «заготовительных команд» должен стоять офицер или унтер– офицер».

Чтобы свалить вину с больной головы на здоровую, 28 июля 1942 года появился знаменитый сталинский приказ № 227, где утверждалось, будто «часть войск Южного фронта, идя за паникерами, оставила Ростов и Новочеркасск без серьезного сопротивления и без приказа Москвы, покрыв свои знамена позором». Но в глубине души Сталин понимал, что Малиновский оказался прав, и, хотя и снял его с командования Южным фронтом, доверие к Родиону Яковлевичу сохранил. Вскоре Малиновский был назначен командовать ударной 2-й гвардейской армией, а потом опять оказался во главе фронта.

При эвакуации Ростова и других населенных пунктов Ростовской области партийное и советское начальство бежало в первых рядах. Вот письмо Н. Р. Лапко из колхоза «Ленинский путь» Ильинского сельсовета Дубовского района Ростовской области своему мужу на фронт: «…Милый, мне кажется, что подходит конец моей жизни. Я живу в таком месте, что от врага не убежишь, нет на чем, а от нас он не так далеко. Если не смогу уехать и придет кровавый палач, то я не останусь на поругание, возьму детей и пойду в реку. Все, что от меня зависело, я сделала. Районные начальники уже своих жен отправили на машинах. Так было и у нас, когда мы еще и не думали, то начальство, т. е. верхушки, отправили своих жен не торопясь, обеспечив продуктами и хорошим транспортом, а нас уговаривали не делать паники, и когда враг наступал на пятки, то нас всех выпихнули. На переправе скопление народа, а там гад бомбит.

Так точно было в Болыде-Крепинском районе начальство отправило свои семьи на автомашинах, а нам как пришлось.

Так и здесь райработники, т. е. верхушки, жен своих уже отправили машинами, а нас отправят на быках, да и то, если будет возможность. Мы «догоним» их. Но неважно, хотелось бы только узнать, что будет после войны. Я почти уже нажилась, дети-то маленькие, но можно умереть на советской земле…»

Ставший знаменитым приказ наркома обороны № 227 был издан Сталиным 28 июля 1942 года после того, как советские войска без серьезного сопротивления оставили Ростов-на-Дону и Новочеркасск. В приказе говорилось: «Враг бросает на фронт все новые силы и, не считаясь с большими для него потерями, лезет вперед, рвется вглубь Советского Союза, захватывает новые районы, опустошает и разоряет наши города и села, насилует, грабит и убивает советское население. Бои идут в районе Воронежа, на Дону, на юге у ворот Северного Кавказа. Немецкие оккупанты рвутся к Сталинграду, к Волге и хотят любой ценой захватить Кубань, Северный Кавказ с их нефтяными и хлебными богатствами. Враг уже захватил Ворошиловград, Старобельск, Россошь, Купянск, Валуйки, Новочеркасск, Ростов-на-Дону, половину Воронежа. Часть войск Южного фронта, идя за паникерами, оставила Ростов и Новочеркасск без серьезного сопротивления и без приказа из Москвы, покрыв свои знамена позором. Население нашей страны, с любовью и уважением относящееся к Красной Армии, начинает разочаровываться в ней, теряет веру в Красную Армию, а многие из них проклинают Красную Армию за то, что она отдает наш народ под ярмо немецких угнетателей, а сама утекает на восток». При этом подчеркивалось: «Ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный призыв». Сталин требовал «в корне пресекать разговоры о том, что мы имеем возможность без конца отступать, что у нас много территории, страна наша велика и богата, населения много, хлеба всегда будет в избытке. Такие разговоры являются лживыми и вредными, они ослабляют нас и усиливают врага, ибо если не прекратим отступления, останемся без хлеба, без топлива, без металла, без сырья, без фабрик и заводов, без железных дорог». Этим приказом вводились заградительные отряды. Таких отрядов по 200 бойцов должно было быть 3–5 в каждой армии. Заградительные отряды должны были находиться непосредственно в тылу «неустойчивых дивизий» и «обязать их в случае паники и беспорядочного отхода частей дивизии расстреливать на месте паникеров и трусов и тем помочь честным бойцам дивизий выполнить свой долг перед Родиной». Также из виновных в трусости или нарушении дисциплины теперь формировались штрафные батальоны для командиров и комиссаров в 800 человек в количестве 1–2 на фронт, и 5-10 штрафных рот численностью 150–200 человек в каждой армии, предназначенные для провинившихся рядовых красноармейцев и младшего комсостава. Пребывание в штрафбате и штрафной роте не превышало трех месяцев, после чего штрафники восстанавливались в прежних званиях и возвращались в свои части как искупившие вину. Также искупившими вину считались все раненые или убитые. Характерно, что численность суммарная штрафных рот и штрафных батальонов на каждом фронте была примерно одинаковой, хотя численность рядовых бойцов в 10–15 раз превышала численность командиров. Дело заключалось в том, что красноармейцев за те провинности, за которые офицеров отправляли в штрафбат, чаще всего просто расстреливали. Офицеров же, в случае, если они искупят свою вину кровью, рассчитывали еще использовать в прежних должностях.