Валентин Фалин - Второй фронт. Антигитлеровская коалиция: конфликт интересов

Неудача, свидетельствует В. Хегнер, тягостно подействовала на А. Даллеса. «Никогда я не видел их (Даллеса и Гэверница) такими полностью подавленными, – писал В. Хегнер. – Они всегда надеялись, что посредством внезапного свержения Гитлера война окончится, прежде чем советские русские войдут в Берлин. Быстрое мирное соглашение с демократическим германским режимом предотвратило бы это. Но теперь все было потеряно: затягивание войны откроет русским проход на Эльбу, к сердцу Европы. Американская политика потерпела ужасное поражение» [818].

Еще 15 июля 1944 года Роммель послал Гитлеру записку (попала по назначению 22 или 23 июля вместе с письмом Клюге от 21 июля), в которой напирал на необходимость «незамедлительно делать политические выводы из этого (безнадежного военного) положения». Перед отсылкой он изъял слово « политические », чтобы не провоцировать «бесполезные взрывы ярости». В это же время Герделер пытался побудить Клюге и Роммеля, не ожидая покушения на Гитлера, капитулировать на Западе и немедленно перебросить все войска на Восток, вынудив Гитлера « включиться в спасательную операцию или уйти в отставку » [819].

Это интересно, пожалуй, для понимания того, насколько «идеологи» оппозиции завязли на «западном решении». Нечто подобное могло произойти даже при неудавшемся покушении на Гитлера 20 июля, не будь Роммель 17 июля тяжело ранен. «Сильный человек», которому предстояло развернуть Западный фронт на 180 градусов, оказался потерянным для заговора. Карточный домик и вовсе рассыпался после того, как струсил и пустился в бега Клюге.

Когда шок от взрыва в «Волчьем логове» угас, «друг другу противостояли, – отмечает П. Хоффман, – не военные, не вермахт против остатков режима, лишенного своего предводителя, а группа заговорщиков в руководстве армии резерва против всех остальных вооруженных сил и против полностью дееспособного руководства Третьего рейха» [820]. В несчетный раз немецкие генералы взяли сторону сильного. У верхушечного заговора не оказалось поддержки и последователей в самой армии и народе [821].

В «Секретной переписке…» президента США и премьера Англии отсутствует тема покушения на Гитлера. В воспоминаниях Черчилля ему посвящена пара фраз, одну из которых нелишне воспроизвести: «Во время затишья на фронте в Нормандии 20 июля было предпринято новое безуспешное покушение на жизнь Гитлера» [822]. Как если бы Лондон и Вашингтон узнали о случившемся после всех, а «затишье» и покушение лишь совместились во времени! Рузвельт не оставил практически никаких сведений о своем взгляде на события, которые, пойди все как задумано и сплетено, могли крупно изменить финал войны в Европе.

21 июля в рейхе развернулась лихорадочная чистка армии и госаппарата от замешанных и подозреваемых в заговоре лиц. А 22 июля, не раньше, не позже, главнокомандующий американо-английскими экспедиционными войсками созвал совещание для обсуждения «сложившейся обстановки, которая диктовала, чтобы Монтгомери двинулся вперед всеми силами, проявляя настойчивость». Наряду с чисто военными соображениями, записал очевидец, «этого требовала и политическая ситуация» [823].

25 июля англичане предприняли неудавшуюся попытку продвинуться на Фалез, а американцы 30 июля добились крупного успеха в районе Авранш. Контрудар Клюге, осуществлявшийся 7–8 августа по приказу ставки с задачей отбросить союзников на исходные рубежи, успеха не имел. Как заявил Варлимонту Гитлер, «наступление провалилось потому, что фельдмаршал Клюге хотел его провала».

Д. Ирвинг пишет, что Клюге «прямо-таки потворствовал операциям Паттона по окружению группировки Эрлебаха» [824]. Фельдмаршал, возможно, собирался в мешке под Фалезом войти в прямую связь с западными союзниками, но, когда это сорвалось и Гитлер заподозрил предательство, Клюге принял яд (19 августа) [825].

Разведки раскрывают свои архивы скупо и избирательно. Остаются засекреченными целые разделы планов «Следжхэммер» и «Рэнкин», поскольку это касается специальных операций. Как зеница ока хранятся имена агентов-нелегалов и связников, если они сами не отказались от инкогнито или случайно не попали в свет прожекторов. Но факты говорят сами за себя. Как до, так и после взрыва в «Волчьем логове» немецкий генералитет вел войну на Западе спустя рукава. Даже в декабре 1944 года, когда стартовала Арденнская операция, «Восточный фронт оставался единственным театром военных действия для ОКХ (Верховного командования сухопутных сил)» [826]. В войне против Советского Союза нацистская военная машина крутилась, поскольку это зависело от немцев, без заминок.

С конца июля 1944 года Гитлер подчинял все действия против американцев и англичан задаче выиграть время, чтобы употребить его для расшатывания антигитлеровской коалиции [827]. Фюрер еще пристальнее следил за поведением Вашингтона и Лондона, регистрировал, где они выполняют обязательства перед СССР и где двурушничают.

Судя по частично приоткрытым материалам, нацисты прощупывали за и против разыгрывания балканской карты. Не исключался отвод войск вермахта к Дунаю и на Восточный фронт с замещением их войсками США и Англии. Соответствующее предложение в сентябре 1944 года было передано от имени МИД Германии А. Даллесу. В различных модификациях оно оставалось предметом тайных контактов между западными державами и эмиссарами Берлина до мая 1945 года [828].

Почему Балканы всплывали как возможный объект сделки и каковы должны были быть ее общие рамки?

Сказалась осведомленность Берлина о настроениях Черчилля. Потворствуя его попыткам открыть третий фронт в Юго-Восточной Европе, нацисты вели дело к распылению сил США и Англии, чтобы разгрузить таким образом группировку вермахта во Франции, Бельгии и Голландии. Но главное – рассчитывали сотрясти тегеранские договоренности. Установление негласного параллелизма действий против советских интересов не замкнулось бы Балканами.

К уходу без борьбы из ряда районов Югославии, Албании, Болгарии и Румынии (как до или после этого вермахт оставлял Южную Францию, Сардинию, Корсику и Грецию) гитлеровцев побуждала жгучая потребность высвободить часть сил, скованных югославами, для укрепления обороны вокруг мест добычи стратегически важного сырья и нефти, без коих вермахт терял едва ли не половину боеспособности. Тем не менее чисто военные выгоды (сокращение протяженности обороняемых рубежей, обеспечение более коротких и надежных коммуникаций) не представлялись нацистскому руководству достаточными без политических уступок со стороны США и Англии. На политике опять все и споткнулось [829].

Обычно историография делает ударение на то, что Берлин не получал положительного ответа на зондажи и предложения. Эмиссаров рейха выслушивали и затем, как правило, им напоминали, что официальной позицией западных держав остается безоговорочная капитуляция. Формально, наверное, так оно и обставлялось. Если не смешивать форму и содержание.