Сергей Кремлев - Русские распутья, или Что быть могло, но стать не возмогло

Теперь наступали новые времена, и всю тяжесть их пришлось вынести тому главному русскому вождю, который находился на восточном рубеже порабощённой Русской земли…

А был этим выдающимся вождём Александр Ярославич, в 1240 году названный Невским…

Сын первого после Батыева нашествия великого князя владимирского Ярослава Всеволодича и дочери князя Мстислава Удатного Ростиславы-Феодосии, Александр родился 30 мая 1220 года в Переяславле-Залесском, когда его отец занимал переяславльский стол.

Дед Невского – Всеволод Большое Гнездо, и судьба перебрасывали отца Александра с одного княжеского стола на другой. Только в Новгороде Ярослав Всеволодич княжил четыре раза: с 1215 по 1216-й; с 1223 по 1224-й; с 1226 по 1228-й и с 1230 по 1236 годы. В 1236 году, уходя на княжение в Киев, Ярослав посадил в Новгороде Александра, который уже держал Новгород в 1228-м, 1230-м и 1232–1233 годах вместе со старшим братом Фёдором.

Если в восемь лет новгородское княжение Александра было чисто номинальным, то в шестнадцать лет он уже княжил всерьёз – тогда взрослели рано. Характер у Александра был крутой, и он ссорился с новгородцами не раз, да и кто с ними не ссорился? Впрочем, и призывали новгородцы Александра тоже не раз – лучшего князя им было не найти.

Нашествие Батыя застало Александра в Новгороде, до которого монголы, как известно, не дошли. Дядя его погиб на Сити, отец занял владимирский великий княжеский стол и вынужден был налаживать отношения с Бату. И это был тяжкий крест для Ярослава – ещё недавно могучего сына могучего отца…

Плано Карпини пишет, что добравшись до Каракорума, он собственными глазами видел, как «Ярослав, великий князь российский, и сын царя грузинского, будучи в Орде, не смели сесть иногда выше своих приставов».

Тот же Карпини видел в ставке Гуюк-хана уже и мёртвого Ярослава. По словам Карпини, Ярослав был приглашён «к матери императора (Туракине. – С.К .), которая как бы в знак почёта дала ему есть и пить из собственной руки; и он вернулся в своё помещение, тотчас же занедужил и умер спустя семь дней, и всё тело его удивительным образом посинело».

Карпини отмечает, что все были уверены в том, что Ярослава отравили (русские летописи независимо утверждают то же), причем Туракина «спешно отправила гонца» к Александру, приглашая в Ставку и его, якобы для того, чтобы «подарить ему землю отца»… Александр был русским орлом, и не стал играть роль Вороны из басни Крылова. Понимая, что в Каракоруме ему грозит участь Ярослава, он от ханской «чести» тогда отказался.

Ярослав умер осенью 1246 года. Шесть лет до этого он правил в разорённом Владимире, а Александр – в уцелевшем Новгороде. В 1239 году он обвенчался в Торжке с дочерью полоцкого князя Брячислава Александрой, а в 1240 году выиграл на Неве ту битву, победа в которой принесла ему его историческое прозвище.

Отсутствие западной угрозы северной Руси, землям Пскова и Новгорода, присутствует лишь в сознании либеральных «историков», в действительности угроза была не только реальной, но и активной. Вся история русского Севера, начиная как раз с 40-х годов XIII века и до эпохи Петра Великого, это история противостояния России рыцарям Ливонского ордена, Тевтонского ордена и шведам.

После монгольского погрома шведы решили, что настал удобный момент для захвата устья Невы и города Ладоги – важных пунктов, откуда было удобно контролировать торговые пути на Русь. Расчёт был на то, что суздальские полки на подмогу Новгороду не успеют, и летом 1240 года шведский ярл Биргер высадился на Неве в устье Ижоры. Извещённый об этом Александр решил ударить немедленно и внезапно – с небольшой дружиной и добровольцами из Новгорода и Ладоги.

К слову, традиционно считается, что Александр Невский противостоял на Неве в 1240 году шведскому войску во главе с родственником шведского короля Биргером Фолькунгом, но экс-президент Финляндии Мауно Койвисто в своей книге 2002 «Русская идея» отдаёт честь возглавлять шведов финскому епископу Туомасу – что захватнической сути акции не меняет.

Удар был нанесён русской дружиной 15 июля 1240 года и оказался действительно неожиданным и сокрушительным при минимальных наших потерях – летопись определяет их в 20 человек… Либеральные «историки» на основании такой цифры делают вывод, что Невская битва была всего лишь стычкой и чуть ли не «мифом», якобы сотворённым «анти-католически настроенным митрополитом Кириллом», затем подхваченным «московскими (им-то какая прибыль? – С.К .) летописцами» и «дипломатами Петра Великого», а окончательно оформленным «борзописцами от истории сталинской эпохи».

Но, во-первых, обычай преувеличивать чужие потери и приуменьшать свои не вчера родился, так что реальные потери русских были, конечно, бóльшими. Во-вторых, история даже новейших войн знает примеры, когда за счёт внезапности были одержаны весьма значительные победы при соотношении потерь победителей и побеждённых 1 к 30… Те же советские партизаны иногда наголову громили соединения карателей, неся потери, не бóльшие, чем Александр на Неве.

Летопись свидетельствует, что новгородцы только телами тяжело вооружённых рыцарей «накладаша корабля два» – шведских же, «пустиша их к морю» и «потопиша в море». Так что победа была и убедительной, и чувствительно ударившей по планам захвата исконных земель Новгорода.

Ударила эта победа и по Александру – возросшая популярность молодого князя не устраивала новгородское боярство, всегда находившееся с любым князем в состоянии тлеющего конфликта. Александра вынудили удалиться в Переяславль-Залесский, но уже в 1241 году пригласили вновь – на Новгород надвигался Тевтонский орден. В 1240 году рыцари захватили Изборск, разбили псковское ополчение, а потом вошли и в Псков, благодаря измене псковского посадника Твердилы Иванковича и части боярства. Заняв также Копорье, рыцари построили там крепость.

Тевтонский орден был опасностью погрознее меченосцев, уже разгромленных и, в виде Ливонского ордена, ставших частью Тевтонского… Так что эту проблему надо было решать по возможности кардинально и не мешкая.

Александру удалось собрать сильное войско – Бату был занят в Европе, и на помощь новгородцам, ладожанам, ижорцам и карелам Невского пришли владимирские и суздальские полки. В русских летописях упоминаются также вошедшие в войско Невского «мужики», и это – деталь показательная.

Ранее уже отмечалось, что русский мужик издревле был, по необходимости, и воином. То есть, мечом русский мужик владел не хуже, чем оралом, которое ему, увы, слишком часто приходилось менять на меч. При этом и киевские, а затем и суздальские, князья вооружённого мужика на боялись, а рассчитывали на него как на воинский резерв.