Дитер Хуцель - Ракетный центр Третьего рейха. Записки ближайшего соратника Вернера фон Брауна. 1943–1945

Много часов спустя, когда мы составили каталоги и подготовили графики доставки оборудования, которое заберем с собой, сторож сообщил, что не смог дозвониться.

– Что-то случилось на линии. Может быть, повреждения в Грайфсвальде? – предположил он.

Грайфсвальд? Но там бомбардировщикам делать нечего. Мое предчувствие переросло в уверенность. Я попросил сторожа позвонить снова. Покачав головой, мы вернулись к работе с усиленным энтузиазмом. Ближе к вечеру прибежал запыхавшийся сторож.

– Здесь женщина… Ее муж работает в BGS … Он ей позвонил. Сказал, что ему пришлось дозваниваться из Анклама на материке.

Мы окружили сторожа. Я крикнул:

– Что? Что он ей сказал?

– Он хотел заверить ее, что все в порядке. Он не вдавался в подробности. Просто сообщил, что дела довольно плохи.

Пенемюнде бомбили. Мы с коллегой переглянулись. Наконец, я нарушил молчание.

– Все в порядке. Давайте заканчивать, – обратился я к нашему хозяину. – Господин Альгримм, пожалуйста, узнайте, когда ближайший утренний поезд, на котором мы сможем уехать.

Настроение у нас было паршивым. Я плохо спал ночью. На обратном пути я все думал о том, насколько сильно разбомбили Пенемюнде и как это повлияет на нашу работу. Я вспомнил длинную вереницу бомбардировщиков, увиденных ночью. Сколько их было? Насколько точным оказалось попадание снарядов?

Первые свидетельства того, что произошло в тот день, я увидел, когда шел по мосту в Вольгасте и входил в железнодорожную станцию на острове. Только что прибыл поезд с восточной части острова. Толпа была гуще, чем в час пик, только теперь в ней было много раненых, в ос новном мужчин, забинтованных, с поддерживающими повязками на руках, на костылях и с огромным багажом. Складывалось ощущение, что началась эвакуация. Не было времени задавать вопросы. Наш поезд на восток оказался почти пуст. Деревни, которые мы проезжали, выглядели уютными, цветущими и мирными. Я рассматривал их с тревогой и нетерпением. Как там Хартмут? Что случилось с заводом? Почему поезд так медленно едет?

На заводской станции в Цинновице было необычно многолюдно. Проходя сквозь толпу, я уловил отрывки разговоров. Люди пережили нечто ужасное, и мои опасения усилились. Затем мой товарищ заметил приятеля с завода. Я не помню его имени.

– Мы только что из командировки. Что случилось? Как там?

Мужчина неуверенно покачал головой:

– Сильно пострадали жилой сектор и сортировочная станция. Я не ходил дальше, но знаю, что несколько ангаров уничтожены и Строение-4 сгорело.

– А люди? Много жертв? – как-то нерешительно спросил мой товарищ.

– Боюсь, что много. – Мужчина печально кивнул. – Говорят, погибло примерно тысяча человек. Много женщин и детей. Большинство пострадавших были в лагере Трассенхайде.

Торопливо извинившись, он ушел.

На заводской станции ничего не изменилось, не считая большего, чем обычно, притока пассажиров. Однако вместо привычных наземных электричек нас ждал старый паровоз с допотопными вагонами. Все электропоезда были либо полностью уничтожены, либо серьезно повреждены, кроме одного, который во время бомбардировки находился в Цинновице. Однако даже уцелевший электропоезд использовать не удалось из-за повреждения провода для воздушной линии электропередачи.

Первые воронки от бомб мы увидели, проезжая здание телетайпа. Количество воронок постоянно увеличивалось по мере нашего приближения к заводу. Время от времени создавалось впечатление, будто по территории пронесся торнадо – лесные посадки практически сровнялись с землей. Вскоре я заметил, что все разрушения находятся ближе к северу.

Дома в Трассенхайде, расположенные на юге, повреждены не были. Как только мы приблизились к самому лагерю Трассенхайде, земля по обе стороны железнодорожного полотна оказалась взрытой, словно гигантским плугом. Вдруг поезд остановился. По вагонам шел проводник, крича, что дорога разрушена и нам придется идти пешком несколько сотен метров, чтобы сесть на следующий поезд.

Я вышел, когда поезд остановился на краю территории завода. Бараки превратились в груду обломков; несколько оставшихся строений лишь подчеркивали степень разрушения. На протяжении нескольких сотен метров железнодорожное полотно было разрушено, а рельсы вздымались, приняв причудливые формы. Казалось, что бомбардировщики использовали железнодорожные пути как некий указатель. К северу от железной дороги все было разрушено, за исключением нескольких зданий. Была искорежена даже автомобильная дорога, идущая параллельно железнодорожному полотну, и пара близлежащих ферм.

Повсюду трудились люди. Некоторые работали с дорожно-строительной техникой, готовя объездные дороги; кто-то копал, проводил взрывные работы и сваривал конструкции после того, как было предварительно очищено железнодорожное полотно.

Самым печальным занятием стал вынос жертв налета с территории завода. Бомбежка началась, когда большинство людей спали. Многие, видимо, пытались бежать, но были настигнуты снарядами во время побега. Ворота сетчатого забора, хотя и открытые, оказались недостижимыми для многих. Те, кто пытался перелезть через забор, погибли. То тут, то там в заборе виднелись дыры от снарядов.

Было еще слишком рано говорить о точном числе погибших, но, по предварительным оценкам, погибло примерно пятьсот человек. Люди с носилками курсировали между обломками и ожидающими грузовиками с брезентовыми крышами, в которые трупы грузились, как мешки с мукой. По чьему-то приказу трупы грузили вперед ногами, отчего взору представлялся отвратительный вид взъерошенных волос и свисающих рук. Мы медленно прошли между воронками и вышли на неповрежденную часть полотна.

На станции Зайдлунг я оставил своего напарника и быстро направился к своему жилищу. Меня испугали произошедшие изменения. Приятные и уютные на вид, укрытые зеленью домики Зайдлунга отсутствовали. Ущерб от взрывов был повсюду, начиная с полностью разрушенных зданий и заканчивая выбитыми стеклами. Было очевидно, что во время налета сбросили большое количество фугасных бомб. По некоторым признакам можно было определить, что во время налета применяли и зажигательные бомбы.

Тем не менее территория завода повреждена не была. Разрушения имелись только в северо-западном квартале. Одноэтажное здание было частично разрушено, а вокруг него валялся мусор, наспех спасенные детские кроватки, шкафы и другая мебель. «Строение Вюртемберг» казалось безлюдным. Я позвонил Хартмуту и с облегчением узнал, что с ним все в порядке.

Моя комната была в том же состоянии, в каком я оставил ее несколько дней назад. Вот только мой сосед по комнате, по-видимому, съехал, ибо его вещи отсутствовали. Будучи слишком уставшим, чтобы размышлять об этом, я растянулся на кровати. Меня заставил подняться шум за стеной, и я вышел в коридор. Я встретил одного из соседей, который собирался уходить.