Булач Гаджиев - Поляки в Дагестане

Летом готовил дрова, уголь, балки, приносимые из лесопилки. А также земляные работы. Я занялся ремонтом часов и изделиями из серебра. Вскоре я привел в порядок часы Мустафы, а Эзенде подарил серьги и кольца из золота.

Я оказался способным ко всему… Делал подарки женам Шамиля и наибам. Все это обеспечивало меня обилием продуктов. Я гордился, что мои изделия носят первые дамы Имамата. До Шамиля доходили хорошие известия обо мне…

Я поставил перед собой две цели: вернуться на Родину и обеспечить себя всем необходимым и свободою. А Эзенда должна была послужить путеводной звездой. Поэтому я решил жениться на ней, рассчитывая на будущие обстоятельства. Отец ее являлся известным в горах мастером огнестрельного оружия. Он мог бы раскрыть свои секреты и для меня. Ее брат – серебряных дел мастер, мог бы обучить меня этому искусству.

Я подумал: если стану мужем Эзенды, то, возможно, в скором времени прославлюсь как знатный ювелир, и таким образом моя жизнь изменится к лучшему.

Однако мысли о Родине становились поперек всего этого.

В доме Эзенды радушно встречали меня, а сама Эзенда проявляла ко мне симпатии. Я стал у них домочадцем. Осман часто говорил со мной, удивлялся обычаям чужих народов: хвалил и не одобрял, точно отмечая добро и зло. Если домашние работы не отвлекали, Эзенда всегда была со мной.

Как раз в эти дни дезертировал из царской армии офицер-поляк. В честь его прибытия пушки Шамиля салютовали. Он был человеком с большим апломбом, но я привязался к нему. Офицер также был рад. Он стал жить в моей сакле. Солдаты по моему плану построили дом, сделали огород с виноградом. Жили спокойно. Офицер был человеком добрым, спокойным, но с буйной фантазией. Его фамилия звучала так: Русецкий или Русальский. Ребенком был отдан в кадетский корпус, где его как поляка высмеивали. Он решил отомстить за свои унижения через какой-нибудь героический поступок. Из кадетского корпуса его направили на Кавказ, где он как раз и решил свой замысел осуществить, поэтому дезертировал.

Я советовал ему быть осторожным и вести себя скромно, мои старания оказались напрасны. Я понял, что его общество может мне навредить. Сказал ему об этомнапрямик, но он не обратил внимания.

Желая прославиться, он навязывал Шамилю невероятные проекты, чем вызвал подозрения к себе. Произошел случай, послуживший поводом к нашему с ним разрыву.

Четверо солдат договорились бежать. Назначили день и место побега. Один из них, боясь неудачи, открыл заговор наибу отряда. Мюриды поймали трех несчастных, готовых к побегу, прогнали через строй. Им сказали: «Теперь бегите, куда и как хотите». За ними с кинжалами рванули мюриды. Все было покончено.

Этот случай повлиял на Русецкого, но сделал его еще более неосторожным. Он хвастался, что может усовершенствовать по английскому образцу фабрику для пороха, открыть шахты серебра и других металлов, построить укрытия так, что русские никогда не пройдут на земли Шамиля.

Всегда указывал на меня, как на главного помощника, нанося этим вред моему имени. Я отмахивался от его комплиментов, советовал Шамилю спросить у Русецкого, как он все проекты собирается осуществить, что задуманное офицером – суть дела сумасшедшего. Как будто я убедил Шамиля в опасности затеи офицера, однако имам поверил, что проекты насчет шахт возможны, отослал его к Даниялу Элисуйскому [7] Шейх Джамалутдин – тесть имама. , а мне приказал отправить письмо к русским знакомым, чтобы прислали книги по химии и минералогии.

Подчиняясь Шамилю, я отослал в Малую Кабарду письмо на имя простого солдата В. Давида. Письмо попало к генералу Вревскому.

Последний вызвал к себе Давида. Бедный солдат поклялся, что не знает меня…

Какую опасность представляет Русецкий, понимал и брат Эзенды…

У Шамиля объявились новые авантюристы, а именно два дервиша из Персии или Турции. Старший из них объявил, что умеет очищать руду. Ему велели приступить к работе. Дервиш отговаривался, но это не помогло. Его посадили в яму. Тот не сдавался. Придумал предлог, объявив, что для производства денег необходимо иметь жидкость, которую нигде нельзя достать. И еще он требовал сделать такой цилиндр, который выдержал бы напор пара, разогретого докрасна.

Изготовили цилиндр, но опыт не удался: цилиндр треснул с гулом, обдав всех паром и кипятком. Ошпаренные мюриды пожаловались Шамилю. Имам выслушал их со смехом и велел повторить опыт, так как был уверен в успехе…

Мне говорили, что дервишей убили по дороге, чтобы они не могли рассказать противнику о делах Шамиля.

В процессе этого грустного случая забыли о Русецком, и с меня сняли подозрения…

Артиллерия Шамиля на рассвете вытянулась по веденской дороге, за нею – обоз с вьюками. Я стал артиллеристом у имама. Местом сборов объявили аул Олтури в Большой Чечне через Аргун.

Ночью появился Русальский, которого назвали Искандербеком, изможденный, побитый.

Он рассказал о себе, о горах, где он был, все критиковал, давал непрактичные советы, критиковал он и укрепления Шамиля. В конце концов решили, что он шпион. Уговаривали, что Русальского необходимо прикончить, однако имам приказал его привести перед свои очи.

А Русальский тем временем удрал к русским, где его присудили к смерти, но он умер от холеры. Весть о его побеге дошла до нашего наиба Яхъя-Хаджи. Он вызвал меня и сообщил о поступке моего «приятеля».

Сперва у меня забрали коня, опасаясь, чтобы я не сбежал. По прибытии в Ведено, загнали в яму. Мне стало худо, смерть будто у порога. На третий день меня выпустили, притом без объяснений.

Шамиля в Ведено не было, так как он ушел в Гергебиль, куда двинулись и русские войска. Я почувствовал опасность, нависшую надо мной из-за Русальского – Искандербека, мысль увидеть Эзенду откладывал, никуда не выходил. Она же через брата знала мое положение. Шамиля заменил Джамалутдин 1, уважаемый и почитаемый человек. Он любил меня, называл сыном. Наступила ураза, я строго выполнял уразу, чтобы восстановить репутацию, даже ночью молился.

После байрама пришло известие, что русские разбиты под Гергебилем, но что русские пошли на аул Салта и окружили его.

Шамиль из Ведено затребовал патроны, а Джамалутдин велел мне отправиться к имаму.

Через три дня после байрама с несколькими мюридами двинулись туда. Мне дали мула. Дорога до Анди мне была знакома, там мы зашли к Лабазану, который принял нас очень тепло. В Тлохе я встретил старого хозяина. По дороге пришлось перейти Аварское и Кара-Койсу. Подъехали к окрестностям Салта, где находился обоз Шамиля. Я представился наибу.

– Тебя подозревали, – сказал он, – потому что думали, что ты хотел бежать с Искандером. Береги свою голову, ибо когда ее снимут, новая не вырастет.