Николай Надеждин - Эдит Пиаф

– Ты должна, Эдит. Ради меня. Прошу… Это была старая уловка, которая неизменно срабатывала. Если Эдит наотрез отказывалась, лицо Тео выражало столь неподдельное, искреннее страдание, что она тут же сдавалась.

Она проглотила ложку бульона и поморщилась.

– Невкусно? – встревожился Тео.

– Нет, что ты. Дело вовсе не в этом. Вкусно, очень вкусно.

У парня в самом деле были воистину золотые руки. Готовил он превосходно. И даже прогнал кухарку – чтобы управляться на кухне самому…

На сцене Эдит и Тео.

Внезапно он почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Это произошло в тот момент, когда Пиаф допила, наконец, свой бульон и съела маленькую горячую булочку с маслом. Тео рассмеялся. А потом обернулся.

В дверях, за шторой, стоял человек с печальными глазами. На немой вопрос Тео он сказал:

– Я Ив Монтан. Я пришел извиниться перед тобой, Тео.

– За что?

– За то, что плохо подумал о тебе.

Он увозил ее прочь из Парижа. В лес, к реке, в поля. Пиаф вдыхала запах нагретой солнцем травы, наслаждалась солнцем. Тео бежал вдоль реки, раскинув руки и поднимая пятками тучу брызг. С криком подбегал к ней, падал у кресла, в котором сидела Пиаф, и обнимал ее ноги. Зарывался лицом в исхудавший живот и – целовал это изможденное страданиями тело.

Пиаф обнимала его голову, перебирала пальцами его жесткие непослушные волосы.

– Почему ты плачешь? – с тревогой спрашивал Тео.

– Плачу? Разве? Я счастлива, мой мальчик. Как же я счастлива, – улыбалась Пиаф сквозь слезы…

После этих прогулок ей становилось хуже. Но она не признавалась Тео, что выезды за город изматывают ее. Она терпела и даже ждала каждого такого дня. Пусть ей будет потом плохо. Но ради этих блаженных часов она готова вытерпеть все.

А еще они собирали друзей. Дом наполнялся людьми. И Пиаф смеялась:

– Тео, ты сейчас в неплохой компании моих бывших возлюбленных.

На что кто-то обязательно откликался: – И если бы только ты знал, малыш, как мы тебе завидуем!

Эта маленькая ложь веселила Эдит. Тео хмурился, но недолго – лишь несколько минут. На самом деле ему нравилось быть в компании этих знаменитых людей. Несмотря на их таланты и заслуги, Эдит выбрала из них именно его.

Прогулка с любимым.

Несмотря на тяжкий недуг, Пиаф продолжала давать концерты. Именно это и еще, вероятно, любовь к Тео, продлили ей жизнь. После вердикта врачей Эдит прожила не восемь месяцев и даже не год, а почти два года.

Еще в 1960-м году Пиаф выходила на сцену «Олимпии» 12 недель подряд. Ее последние песни были записаны и разошлись в миллионах пластинок. Но для самой Пиаф это была изматывающая и очень тяжелая работа.

Она уже не предпринимала попыток сыграть в кино или в театре. Последним, восьмым по счету, фильмом стала лента «Любовники завтрашнего дня» 1959 года. Право, пророческое название – в отношении судьбы самой Эдит Пиаф.

Выступление следовало за выступлением. Она выходила на сцену даже если была не в силах передвигать ноги. Не уходила за кулисы, пока не падала в обморок. И пела, пела, пела.

Зачем она это делала? Может, это была та соломинка, которая удерживала ее на плаву? Песни и любовь Тео. И друзья, к которым она в конце жизни относилась с особой нежностью.

Венчание с Тео в греческой ортодоксальной церкви. 1962 год.

25 сентября 1962 года Пиаф взошла на Эйфелеву башню и спела со смотровой площадки свои самые известные песни: «Нет, я ни о чем не жалею», «Толпа», «Милорд», «Ты не слышишь», «Право любить».

Незатихающий, шумный Париж потрясенно замер. И голос Эдит Пиаф услышала вся планета.

Это был непростой для нее день. Она еще справлялась со своей болезнью, хотя уже пережила назначенный врачами срок. На смотровую площадку ее доставили подъемником. Рядом неотступно был Тео Сарапо.

Праздновали премьеру фильма «Самый длинный день». Но все знали: это лишь повод. 25 сентября 1962 года парижане пришли к подножию Эйфелевой башни услышать ее голос – голос Эдит Пиаф…

Ветер растрепал ее волосы. Эдит подошла к краю площадки и ухватилась руками за перила. Толпа задравших головы зрителей взволнованно всколыхнулась.

Кто-то из молодых журналистов сказал:

– Смотрите, этот мальчишка снова рядом. Прилип – не оторвешь.

Но его слова утонули в возгласах толпы. Люди даже не закричали, они выдохнули: «Эди-и-ит!»

Заиграла музыка. Через репродукторы звуки разнеслись по площади, отдаваясь эхом. А потом вступила она.

Ее сильный низкий голос, который невозможно описать словами, запел те самые песни, которые более трех десятилетий подхватывала вся Франция.

Пиаф и Сарапо регистрируют свой брак. 1962 год.

Она не стояла – летела над Парижем. Она уносилась под облака и спускалась к своей публике. Она любила их всех, даже недоброжелателей. И они в этот момент любили ее – даже недоброжелатели.

Тот репортер, что только что надсмехался над Тео, смотрел на Пиаф, вслушиваясь в эти чарующие звуки. И слезы катились по его щекам.

Если бы он мог, если бы судьба сжалилась над ним, то он бы стоял сейчас рядом – там, где стоит этот грек Сарапо.

Но рядом с Пиаф стоял только Тео.

Она боролась за свою жизнь до последнего дня. Операция за операцией, многочисленные болезненные процедуры, бесчисленные консилиумы. Пиаф переносила все стойко и мужественно. И всегда рядом с ней был ее юный Тео.

Он спал прямо в палате, где лежала Пиаф. Был готов выполнить любое ее желание, любой каприз. В дни просветления, когда в сердце Эдит вновь возрождалась надежда, они выходили на сцену вдвоем и репетировали. Она была уверена: труд и упорство принесут свои плоды. У Тео Сарапо есть талант. Надо его только развить.

Она выходила на сцену вместе с возлюбленным и представляла его публике. И публика верила Эдит. Раз Пиаф говорит, что это превосходно, значит, это превосходно. Тео всегда получал свою долю оваций, в которых было, конечно, только уважение к его знаменитой подруге – к Эдит Пиаф.

Тео Сарапо был терпелив и старателен. Он много выступал на радио, в концертах, раздавал интервью. И всегда говорил только о своей любви к Эдит, не обращая внимания на выпады газетчиков, называющих его альфонсом.