Виталий Калгин - Виктор Цой. Последний герой современного мифа

Алексей Рыбин:

Как такое могло в голову прийти? «В благодарность» он женился… В какую благодарность? Уж тогда скорее наоборот. Марьяша имела кучу знакомых и друзей – продвинутых и взрослых художников, артистов, жила совершенно другой, «взрослой» жизнью, зарабатывала деньги, и у нее не было проблем с мужчинами вообще. А Цой был нищий, безработный паренек в идиотской одежде и без всяких перспектив, при этом страшно не любящий работать в принципе. Кто кому должен быть благодарен? [720]

Конечно, утверждать что-либо определенное в этом случае нельзя. Как известно, все брошенные жены и мужья думают, что к ним в конце концов вернутся. Но нужно принимать во внимание то, что Цой был человеком, который никогда не оглядывался назад. И если уходил, то с концами, как показывает ситуация. Судя по воспоминаниям близких ему людей, он всегда принимал только взвешенные решения и точно знал, что обратной дороги не будет. Поэтому с ним было очень трудно. Он хотел быть хозяином положения, поэтому терпел долго, ждал до последнего, но потом все происходило по его сценарию – «закрой за мной дверь, я ухожу». Кстати, по воспоминаниям Инны Николаевны, Марьяна была точно такой же.

Инна Николаевна Голубева:

Марьяна же была способна на многое. Она не простая женщина была. Она как генерал какой-нибудь была… Неудобная женщина. Она если любит, то все – ее не остановить. Если нет, то нет [721].

Александр Житинский в своих книгах, к сожалению, совершенно не рассказал о том, что Цой в начале лета 1990 года, незадолго до смерти, приехал к Марьяне, и они все-таки решили развестись официально.

Рашид Нугманов:

Виктор три года просил у Марьяши развода, по его собственному признанию. В последнее лето он сказал мне, что она наконец согласилась оформить все необходимые документы [722].

По свидетельствам же близких, Цой никогда прямо не просил развода, просто это было поначалу не нужно, а потом просто пришла пора.

Что же касается будущего, то говорить о том, что Цой вернулся бы назад к Марьяне, не стоит. Возможно, вернулся бы, а возможно, и нет. Последнее вероятнее, тем более Цой собирался решить вопрос с квартирой в Москве, на которую, если верить многочисленным воспоминаниям знакомых и близких, он, благополучно разрешив вопрос с покупкой автомобиля, был готов откладывать деньги.

Инна Николаевна Голубева:

Я считаю, что Наталия – рассудительная барышня, судя по ее поступкам. Я познакомилась с ней на похоронах, когда Марьяна после трагедии привезла Сашку домой. Позже она была у нас, мне это было не очень приятно, – она привыкла строить группу «КИНО», всем все объяснять и воспитывать, и у нас разговаривала таким же привычным тоном, с апломбом. Сказала: «Витя меня представлял как жену, но я ведь не жена, я друг». Рядом стояла Марьяша, меня охватил ужас, думаю, что Марьяшу тоже. У нас же одно кровообращение с Марьяной было всегда… Нельзя же говорить такое. В доме повешенного о веревке не говорят. Нельзя не просто говорить кому-то, нельзя говорить конкретному человеку – жене. Хотя все остальное по поводу Наташи абсолютно безукоризненно [723].

Это объяснимый ход мысли – и мать, и дочь считали, что Марьяна «строит» группу «КИНО», и если ситуация ушла из-под их контроля, значит, контроль оказался в руках у того, кто занимает место «рулевого». То есть у Разлоговой. А правда заключается в том, что никто «КИНО» никогда не строил. И уж тем более не Наташа Разлогова, которая вообще никогда не интересовалась всем этим [724] . Но люди часто моделируют мир по себе, из-за чего и попадают впросак. Еще раз повторю – «КИНО» никогда не строил никто, даже Цой. Каждый из «киношников» был творческой личностью сам по себе. И держалось все отнюдь не на «построении», а наличной дружбе и взаимном уважении.

Инна Николаевна Голубева:

После того как Цой ушел, он приезжал. И мы с ним всегда общались на совершенно разные темы. Причем довольно тесно. Даже про Марьянину любовь… И так это все шло… Марьяна его видеть не могла, конечно. Такое впечатление, что не было человека, была одна открытая рана. Один ком… Когда Витя приезжал к Сашке, она убегала [725].

Конечно, Инна Николаевна имеет свое собственное мнение и отстаивает его, что, безусловно, характеризует ее как человека, достойного уважения. Почему? Просто у нее свое видение, и она имеет на него право. Есть, конечно, некоторые нюансы, которые она просто не упоминает по причине их личного, семейного характера, но это не слишком искажает факты.

Что ж, оставим на совести людей все высказывания, споры, сплетни, досужие домыслы. Однозначно можно согласиться с Житинским, что «из людей, которые встретились Цою на его коротком жизненном пути и от которых он набирался знаний, опыта и умения себя вести, Марьяна была далеко не последним человеком» [726].

После гибели Виктора на Марьяну градом обрушились обвинения во всех смертных грехах. Поклонницы заваливали ее письмами с угрозами, исписали весь подъезд гадостями. Кстати, подобной участи не избежала и Наталия Разлогова, в адрес которой приходило ничуть не меньше писем с оскорблениями.

Марьяна Цой:

В 1990 году нам пришлось вытерпеть немало от фанатов, среди которых, к сожалению, были и неадекватные люди. Они месяцами жили в подъезде нашего старого дома, вываливали перед дверью бачки с пищевыми отходами, звонили по телефону и говорили всякие гадости. Стены были расписаны так, что на них не осталось живого места. Эти люди ненавидели нас, как будто мы с сыном были виноваты в гибели Виктора. Честно говоря, я жутко боялась, что найдется какой-нибудь придурок, который начнет мстить Сашке, хотя не очень было понятно за что именно. С детства приучала сына никому не рассказывать, кто его отец. Когда он тянул руки к телевизору, где показывали Цоя: «Мама, вот мой папа!», я говорила ему: «Молчи!» [727]

Инна Николаевна Голубева:

Мы жили на Ветеранов, у нас была обитая деревянной вагонкой и покрытая лаком дверь, так ее расписали от пола до потолка, причем не просто там словами «Витя Цой жив», а буквально целыми посланиями, стихами, написанными шариковыми ручками, фломастерами… После Витиной смерти его фанаты обвиняли Марьяну в смерти Вити. То ли горе было такое, то ли что-то еще… Ненавидели ее просто буквально. Вся лестница была усижена девками, в дом было не войти. Фанатеющие девки были везде: в подъезде, под дверью, чуть ли не в окно лезли. Соседи постоянно жаловались, мол, что это такое и когда это кончится. Постоянные вопли, угрозы, истерики по телефону и в письмах. Раньше в подъездах стояли бачки для помоев, так вот каждый день содержимое бачков на нашу дверь вываливали. Они ужасно третировали ее. Сейчас уже поменьше, конечно. Мы с Сашкой теперь ходим на кладбище спокойно, а то же раньше прямо дышали в затылок…