Алексей Мунипов - Фермата

– Я видел страницу из партитуры «Стикса», где вы к мелодии «Чито-гврито» приписали специально для Башмета: «хочется чуть-чуть завуалировать этот венерический припев». Венерический – то есть прилипчивый. Все-таки у вас довольно ироническое отношение ко всему этому.

– Знаете, пока продолжался мой авторский концерт в Баку, слушатели постепенно покидали зал – ушло человек восемьдесят, в основном молодых людей. Наверное, они пришли послушать музыку из фильма «Мимино», их предупредили, что это концерт автора песни «Чито-гврито»… И вот они бесшумно покидали концертный зал. А остались те, у кого музыка вызвала интерес.

– Вас раздражает, что для многих вы в первую очередь автор музыки к «Мимино» и «Кин-дза-дза»?

– Я уже давно говорю, что эту музыку написал Данелия. Помните известную фразу Глинки? Народ создает музыку, а мы ее только аранжируем. Вот и я начал говорить, что музыку написал Данелия, а я ее только «разукрасил». Данелия, по крайней мере, доволен.

– Но как вы себя почувствовали, когда обнаружили, что можете написать по-настоящему прилипчивый шлягер?

– Плохо! Плохо я себя почувствовал. Теперь в любой бывшей республике Советского Союза все разговоры о моем творчестве начинаются с того, что я написал эту мелодию. Я так устал от глупейших вопросов, на которые мне приходится давать одни и те же глупейшие ответы… А в остальном мире, в тех музыкальных кругах, где знают мое имя, никто и понятия не имеет, что я писал музыку для кино и театра! Ну ничего. Я уже к этому привык.

Родился в Ленинграде в 1972 году. Учился музыке у композиторов Вячеслава Гайворонского и Абрама Юсфина. Участвует в различных коллективах в качестве вокалиста, перкуссиониста, виолончелиста, контрабасиста. Автор опер «Золотое» (2008), «Гвидон» (2011; «Золотая маска» в номинации «Эксперимент»), «Haugtussa» (2011; Норвегия), «The Four Quartets» (2012; США), «Титий Безупречный» (2012), «Бойе» (2013), «Снегурочка» (2015), «Чаадский» (2017), «Requiem, или Детские игры» (2017), «Сны Иакова, или Страшно место» (2017), «Красный сад» (2018), «52» (2018), а также кантат, ораторий, симфонических и камерных сочинений, музыки для хора, вокальных ансамблей, музыкальных перформансов, духовной музыки, музыки для театра и кино. В последние годы использует в композициях авторскую технику темпоральной тональности. Живет в Москве.

Беседы состоялись в Москве в 2013, 2016 и 2018 годах.

Скрипичное соло из «Страстей по Никодиму» (2013), фрагмент партитуры.Александр Маноцков: «Оно как бы „заменяет“ арию – Христа в Гефсиманском саду, моление о чаше. Эти ноты скрипач должен играть, держа смычок в левой руке, а скрипку в правой – это ужасно неудобно, но нужно стараться сыграть как можно точнее то, что написано. Результат этой реальной борьбы с реальным физическим ограничением в попытке сыграть ноты и есть искомое, то, для чего они написаны. Это, наверное, одна из лучших моих музык для струнного инструмента, вообще. Никакие ноты как таковые не являются „произведением“ вне праксиса, ноты всегда только указывают на то, „что именно“ из имеющегося ассортимента существующей практики должен сделать музыкант и в каком порядке. Но композиторы часто и расширяют практику, то есть как бы увеличивают ассортимент – часто это делается в полемике с предыдущим спектром возможностей. Сейчас многим трудно представить, что до Монтеверди не было ни тремоло, ни пиццикато на смычковых».

– Со стороны кажется, что у вас совершенно нетипичная композиторская биография. Вы не заканчивали консерваторию и вообще довольно поздно начали, при этом участвовали в самых разных коллективах – от кубинских и африканских до ансамблей средневековой и древнерусской духовной музыки, блестяще разбираетесь в казачьем пении, индийских рагах, грузинском многоголосии, вообще неевропейских музыкальных традициях. А в какой-то момент стали еще и автором-исполнителем собственных песен. Как это все получилось? [91] Песенный цикл «Пели» на стихи Хармса, Введенского и Хименеса в сопровождении струнного «Кураж-квартета» появился в 2013 году и вышел на компакт-диске в 2014-м. С тех пор у композитора появилось еще две песенные программы – «Мама» (2016) и «Псалми и танцi» (2018).

– Композитор – профессия в принципе странная, и никаких типичных способов сделаться им не существует. Консерваторская корочка сама по себе не делает человека композитором, в мире есть тысячи людей с консерваторскими дипломами, но реально композиторами из них становятся единицы. Мне кажется, у меня нет никаких невероятных познаний, которых не было бы у моих коллег. И ничего такого особенного в своем способе стать композитором я тоже не вижу. Ну да, диплома консерватории у меня нет, это правда. Я учился в университете, потом в театральной академии. В какой-то момент все бросил и ушел служить на флот. Но все это абсолютно никакого значения не имеет. Мало ли какие глупости я делал. Далеко не все из того, что я делал резко и радикально, можно сейчас романтично пересказать. Но композитором я хотел быть с детства, а музыке выучился частным образом, у Вячеслава Гайворонского, а до него – у Абрама Григорьевича Юсфина. Мне просто пришлось очень быстро все схватывать, потому что учиться на композитора – это даже дольше, чем на хирурга.

– А Юсфин – он же довольно необычный был человек? Я читал как-то его текст про то, что он слышит буквы, про музыку имен.

– Он придумал целый жанр. Во многих фольклорных традициях есть так называемые личные песни. Произведения, которые принадлежат одному человеку и являются чем-то вроде его музыкального спутника. Вот он сочинял такие песни, исходя из имен людей. Я это, кстати, у него унаследовал – мне тоже близки попытки сопрячь архаические формы с композиторскими. Еще он много занимался дородовым музыкальным воспитанием людей.

– К нему ходили беременные девушки?

– Да, у него было много интересных опытов. Ну и этнографией он занимался. Он научил меня такой игрушке – оказаться внутри чужой культуры и попытаться создать артефакты, которые там примут за свои. Юсфин для разных народностей в СССР такое сочинял, много ездил по стране. А я это делал с африканцами, потом написал в Норвегии оперу «Haugtussa», на цикл стихов Арне Гарборга. Использовал, может, пару тактов норвежских мелодий, а все остальное, якобы норвежское, сочинил сам, включая городской фольклор. Мне-то казалось, что я так изящно все придумал – вот, смотрите, гурийская гармония с мелодией, которую я сам изобрел, положенные на норвежский текст. Контекст вроде норвежский, а гармония-то грузинская! Но никто моих игр вообще не заметил, на премьеру пришла в изрядном количестве патриотическая норвежская публика, которая осталась в полной уверенности, что это все их народная музыка. Только у композитора фамилия какая-то странная…