Дэниел Хоуп - Когда можно аплодировать? Путеводитель для любителей классической музыки

Правда, в классике музыканты не могут обходиться без нот, это норма. В конце концов, каждое сочинение надо исполнить так, как того хотел и запечатлел на нотной бумаге композитор, тон в тон, такт в такт, со всеми необходимыми характеристиками и указаниями. А иначе зачем великие мастера старались выразить в нотах всё до мельчайших подробностей?

Мориц и Лена в этом усомнились. Если всё так точно предписано — тогда почему музыка звучит не одинаково, но по-разному, в зависимости от того, кто дирижирует, какой солист и какой оркестр её исполняет? Почему Клемпереру для «Пасторальной» Бетховена понадобилось на десять минут больше, чем Караяну? И почему первая запись Гленном Гульдом «Гольдберг-вариаций» Баха звучит совсем не так, как последняя? Этого не произошло бы, если бы все придерживались обязательной первоосновы и всеми силами старались сохранить верность источнику.

Верность сочинению — чрезвычайно актуальная тема, она часто давала повод для ожесточённых дискуссий, причём чаще в театре, чем в музыке. Возьмём «Гамлета»: текст сегодня точно такой же, каким его написал четыреста лет назад Шекспир. Но ни одна инсценировка не походит на другую. Каждый режиссёр и каждый исполнитель несёт на сцену свои собственные представления и толкования, и постановки отличаются друг от друга, как небо от земли. Хотя в музыке отклонения далеко не такие значительные, одинаковых представлений не бывает и здесь. В чём тут дело? Так же, как в текстах драматургов есть лакуны, которые должен заполнить режиссёр, так и ноты, оставленные композитором, говорят не всё. Остаётся игровое пространство, так как многие указания, например, о темпе и силе звука, могут трактоваться по-разному. Моцарт сказал: «Самое необходимое, самое неизменное и самое главное в музыке — это темп». Но этим он не ответил на все вопросы современных исполнителей. Не следует забывать, что нотная запись, включая цифры, значки, чёрточки и буквы, — всего лишь вспомогательное средство. Далеко не всё выражается с её помощью однозначно и ясно, многое по необходимости остаётся двусмысленным и нуждается в том или ином толковании исполнителей.

В эпоху барокко каждый музыкант был даже обязан придавать тому, что зафиксировано в нотах, свои собственные вымыслы и украшательства, то есть импровизировать.

Ноты в известной мере образуют лишь остов, на котором исполнитель должен строить свою игру. Виолончелист, не включивший в своё исполнение ни одной импровизации, считался бы в те времена неизобретательным и скучным. Эта традиция изжила себя только в XIX веке, но сейчас снова возрождается. Тем самым барочная музыка в известном смысле сближается с джазом и world music (музыкой народов мира), где свободное исполнение тоже играет важную роль.

В большинстве классических сочинений тональности указаны недвусмысленно и точно, но над авторскими указаниями, как играть, приходится изрядно ломать голову. Главный вопрос: какая идея в произведении основная? Что имел в виду композитор, когда вносил те или иные обозначения, оттенки, штрихи? Как он представлял себе звучание музыки? Каких эффектов звучания хотел достичь?

Спросить об этом Моцарта или Бетховена мы, к сожалению, не можем. Значит, надо попробовать догадаться, внимательно вчитываясь в ноты, делая соответствующие, как можно более точные выводы и сочетая их со своими техническими возможностями и представлениями о стиле, экспрессии и вкусе. Это одна из важнейших задач на репетициях, когда проверяются все возможные варианты и выбирается самый приемлемый из них.

При этом речь не идёт о том, что верно, а что ложно, но лишь о приближении к оригиналу. И самое главное заключается в том, соответствует ли интерпретация нотному тексту, иными словами, является ли данное толкование убедительным или, по крайней мере, возможным. Всё другое всерьёз во внимание не принимается, и уж во всяком случае, в манере игры не стоит игнорировать указания композитора.

Всякий раз, разучивая новое произведение, я долго стараюсь понять, какие мысли и чувства скрываются за нотами. Композитор точно знал, почему записывает музыку так, а не иначе. Но каким было его сокровенное желание и как мне выполнить то или иное его указание? Это долгий процесс поисков и размышлений, и в его завершении я каждый раз надеюсь на то, что нашёл что-то очень важное, то, о чём могу сказать: это касается не только меня, но и других, и, возможно, ещё никем так не исполнялось.

Ноты всегда остаются для меня guideline, которая предоставляет мне определённое пространство, но всё-таки я не имею права отходить от неё слишком далеко. Здесь речь не о самоутверждении исполнителя, который считает, что с нотами он может обходиться, как ему заблагорассудится, а о том, чтобы произведение зазвучало как можно ближе к тому, что представлял себе композитор. Далеко не каждая интерпретация находит единодушное одобрение, особенно если она слишком заметно отличается от остальных. И тогда задаёшься недоуменным вопросом, как можно было взять такой темп или именно таким образом сыграть тот или иной пассаж. Но бывают и другие случаи, когда новое толкование принимается с восторгом, так как оно открывает совершенно новый взгляд на сочинение и неожиданно позволяет публике лучше его понять. И тогда люди говорят: «Поразительно! А мы и не знали, что это может так звучать!»

Своим друзьям я ещё раньше объяснил, что на пультах перед оркестрантами лежит не полный комплект нот всего произведения, а лишь партия для их инструментов. Эти отдельные голоса, как называют партии музыканты, представляют собой, что вполне естественно, относительно тонкие тетради, совсем не похожие на объёмистый фолиант, каким пользуется дирижёр. Его толстая книга называется партитурой. Слово это, как и многие другие музыкальные термины, заимствовано из итальянского и означает не что иное, как «разделение, распределение». Весь нотный текст поделён на отдельные оркестровые голоса, которые страница за страницей напечатаны таким образом, что все ноты, звучащие одновременно, расположены друг под другом. Верхние строчки отданы деревянным духовым инструментам, за ними идут медные и ударные, далее следуют скрипки, альты, виолончели и контрабасы. В инструментальных концертах обозначен и голос солиста, его место над первыми скрипками. Дирижёр, таким образом, держит в поле зрения всех исполнителей.

Быть может, дилетанту трудно себе это представить, но дирижёры перед первой репетицией часто часами сидят в своём кабинете, читая партитуру, как другие читают роман или мемуары. Читая, они слышат дремлющую в нотах музыку так, словно стоят на концерте перед оркестром. Чем старше и опытнее они становятся, тем глубже проникают в текст и всё больше осваивают сочинения композиторов.