Олег Мухин - Pink Floyd: Кирпич к кирпичу

КОННОР МАКНАЙТ: Откуда вы взяли название?

РОДЖЕР УОТЕРС и НИК МЕЙСОН (со стонами): О нет… лучше придумай что-нибудь сам…

Хронологическое описание начала творческого пути «The Pink Floyd» в № 25 журнала «ZigZag», вполне возможно, является лучшим произведением рок-музыкальной журналистики из когда-либо прочитанных мной. История была рассказана Питером Дженнером, сотрудником «Blackhill Enterprises», который открыл группу и был ее менеджером в течение нескольких лет. В этой части беседы мы проверяем рассказанное Питером и наблюдаем, что происходило в то же самое время в Америке.

КОННОР МАКНАЙТ: Была ли история, описанная в «ZigZag» — о том, как вы встретились с Питером Дженнером, — именно такой?

РОДЖЕР УОТЕРС: Да, насколько я помню. По-видимому, он пришел на концерт. Может быть, это был один из тех веселых концертов в «Marquee». Они с Эндрю Кингом подошли к нам, и Пит сказал: «Вы, парни, могли бы стать покруче «The Beatles», и мы вроде бы посмотрели на него и ответили с сомнением: «Да, хорошо, тогда увидимся, когда вернемся с каникул», потому что мы как раз решили поехать позагорать на континент.

КОННОР МАКНАЙТ: Вы были студентами политеха, что на Риджент-стрит, правильно?

РОДЖЕР УОТЕРС: Нет, только я и Ник. Рик начинал в политехе вместе с нами, но спустя примерно год его выгнали.

КОННОР МАКНАЙТ: В колледже в то время у вас была группа, которая называлась «Abdabs».

РОДЖЕР УОТЕРС: До этого у нас была еще одна под названием «Sigma 6».

НИК МЕЙСОН: Верно. С менеджером Кеном Чэпменом. У меня до сих пор где-то есть карточка, на которой сказано, что «Sigma 6» подходит для клубов, вечеринок или что-то вроде того.

РОДЖЕР УОТЕРС: Мы обычно разучивали дурацкие песни Кена Чэпмена… Что он изучал в политехе? Возможно, он уже не учился к тому времени. Ну, он был знаком с Джерри Борном, и мы разучивали его песни и потом играли их для Джерри Борна…

НИК МЕЙСОН: И надеялись, что нас вот-вот откроют.

РОДЖЕР УОТЕРС: Это были странные песни. «Видел ли ты утреннюю розу?» на мотив прелюдии Чайковского или что-то вроде того. Это все было содрано у Чайковского.

НИК МЕЙСОН: Была еще одна, с высоким темпом, что это было? О боже, нет памяти. Но эта вещь была очень хорошей.

РОДЖЕР УОТЕРС: Мы считаем, что мы состоялись бы в любом случае. Может быть, позднее. Мы, безусловно, не верим в миф, что группы создают менеджеры.

КОННОР МАКНАЙТ: Оказали ли на вас влияние американские группы, помимо исполнителей ритм-энд-блюза? Например, в «Interstellar Overdrive», мне кажется, очевидно влияние группы «Velvet Underground».

НИК МЕЙСОН: Мы никогда не слышали ничего такого.

РОДЖЕР УОТЕРС: Она была украдена у «Love», не так ли? Это была смесь из «Steptoe and Son» и композиции «Love» на их первом альбоме, не помню названия.

НИК МЕЙСОН: Я никогда не слышал ни одной из американских групп. У кого-то из нас был сборник ритм-энд-блюза, это был альбом «Аутентичный ритм-энд-блюз. Диски 1–3», в основном с Бо Диддпи, но мы никогда не слышали другого американского материала. Для нас было откровением, когда мы услышали их в Штатах.

РОДЖЕР УОТЕРС: Мы слышали только названия, и все.

НИК МЕЙСОН: Была такая путаница. Приходили люди и говорили о замечательных группах с Западного побережья, таких, как «Jefferson Airplane» и «Sopwith Camel», целый ряд названий, половина из которых играли какой-то баббл-гам.

РОДЖЕР УОТЕРС: А другую половину составляли кантри-блюзовые группы.

КОННОР МАКНАЙТ: Но если вы слушали «Love», то они явно были неизвестными в то время.

НИК МЕЙСОН: Мы не слушали «Love», это Питер Дженнер слушал. Мы слушали «Cream» и «The Who», Хендрикса, такого рода музыку. Она снова вернула меня в группу.

КОННОР МАКНАЙТ: Стоит ли верить Дженнеру, рассказывающему о том периоде, что он начал вам запрещать играть ритм-энд-блюз?

РОДЖЕР УОТЕРС: Нет, это абсолютная чепуха — полная чушь. Он вообще мало влиял на то, что мы играли.

НИК МЕЙСОН: Ник Джонс написал об этом в первой рецензии в «Melody Maker». Это была ложь.

РОДЖЕР УОТЕРС: Идея, что Питер Дженнер увел нас от «Roadrunner» в новые области психоделии, является чушью.

НИК МЕЙСОН: И у нас есть куча свидетелей, чтобы доказать это.

КОННОР МАКНАЙТ: Что же вас увело?

РОДЖЕР УОТЕРС: Я не знаю. Полагаю, нам просто стало скучно.

НИК МЕЙСОН: Сид стал писать больше песен. Это была одна причина.

РОДЖЕР УОТЕРС: Верно. Поскольку Сид стал писать больше песен, мы исключили из репертуара чужие. Однако мы продолжали исполнять «Roadrunner» и «Gimme A Break» еще несколько лет.

НИК МЕЙСОН: Пока Боб Клоуз был в группе. Когда он ушел, возникла еще одна причина, чтобы избавиться от старого материала.

РОДЖЕР УОТЕРС: Потому что мы не могли его больше играть.

КОННОР МАКНАЙТ: Чем для вас был клуб «UFO»? Был ли он столь волшебным, как повествуют легенды?

НИК МЕЙСОН: Со временем эта легенда порозовела, но есть в ней и зерно истины, поскольку иногда казалось, будто там на самом деле вот-вот произойдет некое слияние энергий. Туда приходили люди, масса людей делала массу вещей, это было больше, чем просто выступление одной группы. Там были какие-то сумасшедшие актеры, парочка световых шоу, публичные чтения каких-то стихов, много людей просто слонялось, и было много веселой болтовни.

РОДЖЕР УОТЕРС: Однако, представь себе, были там и уроды, которые стояли возле сцены и кричали, чтобы мы убирались.

НИК МЕЙСОН: На самом деле, как правило, это была другая группа. Однажды вечером мы выступали с группой под названием «Братья Гримм», и этот вечер был наихудшим, из-за членов самой группы и их подружек. Я его хорошо помню — потому что они достали нас.

КОННОР МАКНАЙТ: Как насчет другой легенды, «Великого Техноцветного Сна»?

НИК МЕЙСОН: О, это была просто шутка. Мы ведь выступали в Восточном Дирхэме.

РОДЖЕР УОТЕРС: Никогда не забуду тот вечер. Мы играли в двух местах подряд. Сначала мы выступали в полном зале, в котором былооколо пятисот цыган, ругающихся и дерущихся, затем играли в «Allie-Pallie».

НИК МЕЙСОН: Мы, конечно, не были там звездами. Вот Артур Браун — был. Это был его великий взлет.

РОДЖЕР УОТЕРС: В те дни вокруг вращалось так много наркотиков, что я не думаю, что кто-то помнит что-нибудь об этом.

КОННОР МАКНАЙТ: Что это за история, которая лежит в основе песни «Arnold Layne»?

РОДЖЕР УОТЕРС: Наши матери, моя и Сида, сдавали комнаты студенткам, поскольку неподалеку находился девичий колледж. Поэтому на наших бельевых веревках постоянно болталась куча комбинашек и панталонов, и Арнольд, или кто он там был, воровал кое-что с веревок. Его так и не поймали. Вскоре он прекратил заниматься этим — когда запахло жареным. Может быть, он перебрался в Черри Линтон или в Ньюхэм.