Максим Кравчинский - Музыкальные диверсанты

Дина Верни в своем особняке в пригороде Парижа. 1999

Но вернемся к личности Дины Верни. Хотя она и прекратила поездки в Союз, ей было чем заняться и дома. За время работы в сфере искусства она собрала одну из лучших на планете коллекций кукол, которая в девяностые была продана с аукциона за пять миллионов долларов! Действуя по принципу «я покупаю, то, что не в моде», Дина собрала и крупнейший в мире парк карет, среди которых был даже экипаж Шатобриана.

Скульптура работы А. Майолля «Воздух» (1939), моделью для которой послужила Дина Верни

Где кареты, там и лошади. Много лет семья Верни содержала огромную конюшню, дрессировала лошадей и предоставляла своих питомцев киношникам для съемок.

За заслуги в области искусств она неоднократно отмечалась различными наградами Франции, среди которых был даже орден Почетного легиона.

Дина Верни несколько раз была замужем, у нее двое сыновей, которые продолжили семейный бизнес.

В последние годы в России было снято три документальных фильма об этой незаурядной фигуре. Автором первого был Э. Рязанов, второго — О. Свиблова, а третьего (и самого, на мой взгляд, удачного) под названием «Неистовая Дина Верни», который демонстрировался по каналу «Культура», — Григорий Илугдин.

Его картина стала последним кинодокументом.

В январе 2009 года, несколько дней не дожив до своего 90-летия, она тихо скончалась и была похоронена на территории своего поместья в Мэтанвиле, в окрестностях Парижа.

Знаете, как звучал жизненный девиз этой великой женщины?

«Я никогда ничего не планировала. Надо просто держать глаза открытыми» [37].

Поэт, драматург, бард Александр Аркадьевич Галич (1918–1977)

В получасе езды к югу от Парижа, в небольшой, говоря по-нашему, деревушке под названием Сен-Женевьев-де-Буа находится знаменитый русский погост. Там под раскидистым дубом покоится великий русский поэт, драматург и бард Александр Аркадьевич Питч. На черном мраморе надгробья, среди упавших резных листков и шапочек желудей, можно разглядеть барельеф профиля и прочесть строку из священного писания:

«Блаженны изгнанные правды ради…»

До вынужденного отъезда из СССР Галич входил в избранный круг культурной элиты, был знаменит, обеспечен, не раз выезжал заграницу.

Что же заставило его сломать привычный и спокойный жизненный уклад, отказаться от материальных благ и прочих радостей, доступных успешному кинодраматургу?

Он сам когда-то ответил на этот вопрос:

«Популярным бардом я не являюсь. Я поэт. Я пишу свои стихи, которые только притворяются песнями, а я только притворяюсь, что их пою. Почему же вдруг человек немолодой, не умея петь, не умея толком аккомпанировать себе на гитаре, все-таки рискнул и стал этим заниматься? Наверно, потому, что всем нам слишком долго врали хорошо поставленными голосами. Пришла пора говорить правду. И если у тебя нет певческого голоса, то, может быть, есть человеческий, гражданский голос. И, может быть, это иногда важнее, чем обладать бельканто…»

Первые песни — «Облака», «Мы похоронены где-то под Нарвой», «Красный треугольник» — относятся к началу шестидесятых. Сначала он исполнял их под фортепиано. Но однажды его друг журналист Анатолий Аграновский сказал: «Саша, твои стихи нужно петь под гитару, так они разойдутся везде >.

Много позже, предваряя на страницах «Посева» большой материал «Пять дней с Александром Галичем», журналист О. Красовский говорил в превью:

«Вслед за Самиздатом, вернее, бок о бок с ним, в начале шестидесятых годов расходится по стране магнитиздат. Дошел он и до российского зарубежья. С магнитофонных лент донесся до нашего слуха тяжелый и впервые не скрываемый, не таимый, вздох тюремно-лагерного мира. Хлынула блатная песенная романтика, зазвучала классика тюремного фольклора. В ней делали заявку на бессмертие легавые в кожаночках, Мурка-дорогая, мальчоночки-фартовые, начальнички и вертухаи.

Но не только эту заявку донесли до нас ленты магнитиздата. Мы расслышали слова и звуки, заставившие вслушаться внимательно. Мы услышали песни Галича. Песни с глубоким содержанием, песни гражданского звучания, — они поведали, что выпрямился и заговорил в полный голос человек, начавший упорную, тяжелую, бескомпромиссную борьбу. Почувствовалось, что в неизвестные московские квартиры он пришел разбудить, растревожить дремлющую мысль не нечаянно, а преднамеренно, как гитарную струну. Человек захотел, чтобы строки его песен пронизали, как тонкие лучи света, темень, тупость, дикость людской жизни. Захотел и сделал…»

В 1968 году в новосибирском Академгородке состоялось первое и, как оказалось, последнее легальное выступление Галича на советской сцене.

Еще не растаял звук последнего аккорда, а на Старую площадь уже полетел донос от секретаря ЦК ВЛКСМ С. Павлова::

ЦЕНТРАЛЬНЫЙ КОМИТЕТ ВІ-01/185с 29 марта 1968 г.

Секретно

ЦК КПСС

«Информируем ЦК КПСС о состоявшемся в Новосибирске так называемом “всесоюзном фестивале-празднике самодеятельной песни”.

Судя по всему, член Московского отделения Союза писателей А. Галич (Гинзбург А. А.) претендует на роль идейного вдохновителя “бардов”. И если ранее его песенное ‘Творчество” распространялось только в магнитофонных записях, то в Новосибирске его песни зазвучали с открытой эстрады. Перед каждым концертом, а также в дискуссиях аудитория усиленно “обрабатывалась”. Галича представляли как “замечательного поэта, известного сценариста и драматурга”, сравнивали с Салтыковым-Щедриным, Зощенко и Маяковским.

Стихийность, неуправляемость в этом движении, как показал “фестиваль”, ведут к тому, что организующую роль в нем берут на себя люди сомнительных, а порою откровенно чуждых нам политических взглядов и убеждений. И трибуна предоставляется в основном не подлинно самодеятельным авторам, работающим на заводах, в геологических экспедициях, в институтах, а полупрофессионалам или людям вроде А. Галича, которые любой ценой стремятся завоевать популярность, имя, да и немалые доходы.