Максим Кравчинский - Музыкальные диверсанты

И когда напевал: “Если ж будешь торговать ты елеем” — то как будто советы постороннему, а ведь и он “торговал елеем” полжизни. Ну что б ему отречься от своих проказененных пьес и фильмов? — Нет! “Мы не пели славы палачам!” — да в том-то и дело, что — пели. — Наверное, все же сознавал, или осознал постепенно, потому что позже, уже не в России, говорил: “Я был благополучным сценаристом, благополучным драматургом, благополучным советским холуем. Ия понял, что я так дальше не могу. Что я должен наконец-то заговорить в полный голос, заговорить правду”…»

Правда, как всегда, вышла боком. Пострадал не только автор-исполнитель крамольных песен, но и его поклонники. С конца шестидесятых органы вносят сочинения опального барда в список «безусловно изымаемых и включаемых в опись на обыске антисоветских материалов ». И хотя в мемуарах «Золотой век магнитиздата» Владимир Ковнер утверждал, «что за пленки с неподцензурными песнями в СССР не сажали», сам Александр Аркадьевич в эфире радио «Свобода» вспоминал показательный момент: «На одесской барахолке молодой человек торгует магнитофонными пленками, Его спрашивают: “А Галич у тебя есть?” Молодой человек, скривив рот, негромко отвечает: “Нужна мне еще сто девяностая! (статья за антисоветскую агитацию). Мне и сто пятьдесят четвертой хватает» (спекуляция)”…»

Неизвестно, как звали того торговца с Привоза, но в тот же период в Одессе «сел за песни» легендарный в мире музыкального андеграунда человек по имени Станислав Яковлевич Ерусланов. Он был больше чем просто коллекционер, он был продюсером, организатором подпольных записей Аркадия Северного, Владимира Шандрикова, Алика Берисона, Константина Беляева и десятков других самодеятельных шансонье. Коща фонотека подобралась приличная, Стас (а друзья его называли только так) стал торговать записями на толкучке. Летом 1969 года по просьбе своего давнего знакомого Н. из Куйбышева Ерусланов выслал ему посылку с катушками Александра Галича. Его контрагент утверждал, что хочет их иметь исключительно для собственных нужд, но слова не сдержал — стал тиражировать пленки и продавать.

Вскоре Н. был задержан местными оперативниками КГБ. Начались допросы, где он не стал разыгрывать из себя партизана. Не прошло и недели, как «двое в сером, двое в штатском» пришли за Еруслановым.

По статье «антисоветская деятельность» он получил четыре года колонии общего режима. Срок отбывал в Вологодской области, на Белом озере, где Шукшин снимал «Калину красную». Потом опять вернулся в Одессу. Увлечения своего не забросил, наоборот, продолжал его до последних дней жизни.

Другая история произошла с ленинградским организатором подпольных концертов Сергеем Маклаковым. Однажды он приобрел в комиссионном магазине 5 импортных бобин с магнитной лентой — 4 запечатанные, а одна открытая. На последней он, к великому удивлению, обнаружил чистейшую запись неизвестного концерта А. Галича.

«Наш сосед по коммуналке тогда сказал, что это происки империализма. Видимо, специально сдали в комиссионку такую чистую запись, чтобы пошла гулять по городам, — вспоминал Сергей Иванович. — Я слушал эту запись только по пьянке, да и то в наушниках. И ни разу никому не переписал. Тем не менее однажды позвонил мне незнакомый человек и говорит: “Мне сказали, что у вас можно достать Галича”. — “Не знаю такого”, - прикинулся дураком я. Честно говоря, я тогда сильно испугался. За распространение Галича могли и посадить».

Обращу ваше внимание на парадоксальную вещь: невзирая на репрессии, песни Галича исполняли в СССР подпольные шансонье Аркадий Северный, Константин Беляев и некоторые их коллеги по магнитиздату.

Весной 1969 года «Посев» печатает книгу Галича «Песни». Факт публикации в антисоветском издательстве стал поводом для исключения из Союза писателей СССР (1971), а затем из Союза кинематографистов и даже из Литфонда (1972).

Обложка одной из первых книг Галича, изданной во Франции в 1971 году. На титуле — подзаголовок «Стихи и песни советского подполья». В предисловии Архиепископ Иоанн Сан-Францисский писал: «Много из того, о чем думает русский народ и что выражает в своих песнях, не может еще быть напечатано в стране. Но эти песни поются и они есть живое дыхание России, ценный материал для понимания нашего времени…»

После третьего инфаркта Галич получил вторую группу инвалидности и скудную пенсию. Лишенный средств к существованию, он начинает распродавать мебель и библиотеку, но активного участия в диссидентском движении не прекращает.

Бунтаря вызывают в КГБ и предлагают покинуть СССР по израильской визе. Но на Землю Обетованную Александр Аркадьевич не поехал: норвежцы оформили ему и жене «нансеновские паспорта».

Одно из первых выступлений Александра Галича на Западе. 1974

В первом большом интервью Г. Рару и А. Югову, отвечая на вопрос, был ли его отъезд вынужденным или добровольным, Галич ответил иронично:

«По этому поводу я могу рассказать вам одну историю. Когда я еще в детстве жил в Севастополе, у меня был приятель, еврейский мальчик, по имени — почти из анекдота — Моня. Когда мы с ним залезали на дерево, выходила его мать и кричала: "Моня, или ты сейчас упадешь и сломаешь себе голову, или ты слезешь и я набью тебе морду!” Вот такой примерно выбор был предоставлен и мне…»

Первой остановкой на пути изгнанников стала Вена, а не Осло. Летом 1974 года в австрийском аэропорту Галича встречал лично Владимир Поремский, глава старейшей антисоветской организации Народно-трудовой союз (НТС), которая при финансовой поддержке ЦРУ издавала политический журнал «Посев» и литературно-художественный журнал «Грани».

«Галич растерялся от такой неожиданной встречи, а тот его спросил: “Что же вы смутились? Представьте, что вы приезжаете в СССР и вас встречает Андропов”. После чего оба рассмеялись, и Поремский пригласил Галича приехать во Франкфурт на конференцию журнала “Посев”. <���…> Поэтому перед тем как отправиться в Норвегию, утром 29 июня Галич вместе с женой и с Поремским прилетел во Франкфурт, где находились центральное отделение НТС и издательство “Посев”, выпустившее к приезду Галича второе, дополненное издание сборника стихов “Поколение обреченных”… Когда Галич прибыл в издательство, возникла трагикомическая ситуация, которую описал Григорий Свирский, приехавший туда в тот же день: “…едва я переступил порог “Посева”, ощутил необычную напряженность. Словно редакторам “Посева” что-то угрожало. Они шептались, молча выглядывали из своих кабинетов, провожая меня глазами. А меня тянули куда-то в конец коридора. А там, в пустой комнате, вот так раз! — Александр Аркадьевич! Чего же у всех были замороженные лица? Позднее объяснили: во Франкфурте находилось и руководство НТС, много лет враждовавшего с советской Москвой. Они хотели проверить: “советский”, выдававший себя за Галича, — действительно Галич?